моим окном. Как будто кто-то сломал ветку.

Моментально проснувшись, Виктор, успокаивая девушку, обнял ее и шепнул на ушко:

— Иди пока к маме, а я проверю.

В это время, Алина, стоявшая лицом к окну зала, панически прошептала, указывая пальцем:

— Смотри!

Виктор резко обернулся и увидел на занавеске тень человеческой головы, которую нечетко отбрасывал тусклый свет фонарного столба, расположенный вдалеке за дорогой. Вскоре тень исчезла — неизвестный направился в сторону входной двери.

Еще раз повелев девушке идти к матери, Виктор нащупал за ремнем пистолет, взял в руки наручники и фонарик и тихонько выскользнул на веранду. Подойдя неслышным шагом к двери веранды, которая была заперта на щеколду, Виктор почувствовал, что с той стороны кто-то корпит, пытаясь открыть хлипкую задвижку. Отступив на три шага назад, он включил фонарик и с разбега ударил ногой по двери, которая распахнулась настежь, и, вместе с этим, от крыльца отлетел человек, который, упав навзничь, так и остался лежать на земле без движения. Виктор подскочил к лежащему и, развернув, пристегнул его руки назад наручниками. Тут только задержанный подал признаки жизни и простонал:

— Ай, ай, ай, больно-то как!

Виктор подсветил лицо задержанного фонариком. Это был худощавый мужчина сорока лет. На его лбу образовывалась огромная гематома, очевидно, полученная при ударе дверью.

— Ты кто такой и что тут делаешь?! — криком спросил опер.

— Я сосед, за хлебом пришел, — плаксиво взвыл задержанный. — Что сразу бить-то?

— Какого черта хлеб?! На улице три ночи!

— Есть захотелось.

— Я тебе сейчас дам поесть! — пригрозил ему Виктор, отстегнув наручники и вновь приковав мужчину в обхват к растущему рядом дереву.

Обследовав место падения мужчины, оперативник обнаружил выкидной нож, который обычно изготавливают в местах лишения свободы.

— Зачем тебе нож?

— Хотел резать хлеб.

— Ладно, поговорим в другом месте, там-то ты все мне выложишь, — процедил сквозь зубы опер. — А пока постой в обнимку с деревом.

Зайдя в дом, Виктор застал в зале испуганных маму и дочь, которые встретили его вопросом:

— Как там?!

— Все нормально, — успокоил он домочадцев. — Соседа вашего задержал, сейчас вызову дежурную машину.

— Какой кошмар! — воскликнула женщина. — Что он хотел от нас?!

— Говорит, что хотел попросить хлеба.

— Это в три-то ночи?! — возмущенно отреагировала женщина. — Он все врет!

— Ну, это понятно, — кивнул опер. — У него был с собой нож.

— Нож?! Он хотел нас зарезать?!

— Вполне возможно.

— Его отпускать нельзя, он довершит задуманное, — всплакнула женщина от отчаяния. — Я еще твоему отцу говорила, что наш сосед — страшный человек.

— Сейчас-то мы его уже не отпустим, — заверил ее Виктор и по рации вызвал дежурную машину.

4

Когда ночью прозвучал звонок, Журавлев, постоянно ожидавший сообщения от сына, резко встал с кровати и поднял трубку. На том конце провода был Виктор. Он взбудораженным голосом сообщил:

— Отец, я его задержал при попытке проникнуть в дом. При нем обнаружен выкидной нож зековской работы.

Журавлев, моментально отходя ото сна, спросил:

— Откуда звонишь?

— От Щепиных. Уже вызвал дежурную машину, жду, чтобы доставить задержанного в управление.

— Молодец, Виктор, ты сделал большое дело! — похвалил отец сына. — Даже не сомневайся, если бы он проник внутрь дома, никого бы не пощадил. Как твоя Алина? Не испугалась?

— Конечно, испугалась. Вся дрожит и плачет.

— Ладно, успокой ее, объясни, что этого черта она больше в глаза не увидит.

— Успокаиваю.

— Виктор, я сейчас выхожу из дома, встретимся в управлении.

— Хорошо, отец, до встречи.

Как только Журавлев положил трубку, Кристина, слушавшая разговор, взволнованно поинтересовалась:

— Витя кого-то задержал?

— Да, задержал преступника.

— А что за Алина, о которой ты сказал по телефону?

— Это как раз та девушка, которую охранял наш сын.

— Ей грозила опасность?

— Да, ей и ее матери. Виктор задержал их соседа, который с прозрачным намеком и с ножом в руках хотел проникнуть в их дом.

— Ой, убить?!

— И убить тоже.

— Как страшно-то! В разговоре ты сказал «твоя Алина». Почему?

— Кристина, по-моему, наш сын влюбился.

— В эту Алину?!

— Да, в нее. За эти ночи они постоянно общались, вот и результат.

— Серьезно?! — удивленно вскинула голову женщина. — А какая она?

— Я видел ее всего один раз. Впечатление хорошее: серьезная, скромная девушка, к тому же симпатичная. В остальном, я думаю, Виктор сам разберется.

— Что ж, тихонько начинаем готовиться к свадьбе, — наконец улыбнулась Кристина. — Витька нас скоро переведет в ранг дедушки и бабушки.

— Это же отлично! — надевая рубашку, мечтательно улыбнулся старый опер. — Пора нам уже возиться с внуками!

Прибыв в управление, Журавлев нашел сына за столом в кабинете у «тяжей». Напротив него сидел худощавый мужчина среднего возраста в наручниках, на лбу которого красовалась большая лиловая шишка. Сын уступил место отцу, и Журавлев решил вкратце поговорить с задержанным:

— Как зовут?

— Карих Игорь.

— Судимый?

— Да.

— Когда освободился?

— Весной.

— Родственники имеются?

— Да, мать, сестра в Иркутской области.

— Семейный?

— Был. Жена умерла, остался мальчик.

— Как умерла?

— Убили… Менты на меня повесили, получил двенадцать лет колонии.

— Ага, так тебе и поверил, — с сарказмом усмехнулся оперативник. — Это из той оперы, как на зоне все невиновны, а преступники разгуливают на воле. Так просто двенадцать лет не дают.

— Повесили, — упрямо повторил задержанный, в глазах блеснул злой огонек.

— Кем был на зоне?

— Красным. Сотрудничал с администрацией, так что считайте — я ваш.

— Нам не нужны такие. Почему не поехал к родственникам, а остался в Якутске?

— В Иркутске меня никто не ждет. Я отбывал наказание вместе с Шелковниковым. Когда он умер, решил поехать к его жене, а до этого мы с ней год переписывались.

— А где сейчас эта Шелковникова?

— Не знаю, — испуганно и настороженно зыркнул глазами задержанный. — Вот уже дней двадцать не могу ее найти.

«Нервничает, однозначно что-то знает и скрывает. Может быть, сам и причастен к исчезновению сожительницы. Тонкие, сжатые губы, злой безжалостный взгляд. Лицо садиста. Если такой проник бы к соседям… Представить даже страшно», — думал оперативник, изучая неприглядную внешность Карих.

— А куда она пропала?

— Она же сильно пьет… Не знаю, где шарится.

— Она что, может бродяжничать? Ранее за ней такое наблюдалось?

— Пьющая же, может быть, утонула где-то.

— А почему не заявлял в милицию?

— Думал, что вернется. Вот, когда наступят холода, хотел идти в милицию.

— Почему ждал холодов?

— Рассчитывал, что к зиме замерзнет и вернется домой, ведь на улице уже не разгуляешься.

— Но она же работала, не была же такой пропойцей, а ты ее описал, как конченную алкоголичку. Не вяжется как-то с ее образом.

— Стала такой, — развел, насколько это возможно