Я уже практически потерял всю надежду на конструктивный разговор с мамой, как вдруг одним прекрасным вечером в бассейне на парковке для фургонов, недалеко от пляжа Форт-Майерс, штат Флорида, мы познакомились с семейной парой.

Вечернее солнце согревало нас своими мягкими лучами, кроме нас, никто не купался. Они пили что-то из термокружек, разрисованных тропическими узорами. По запаху я понял, что это был ром, а услышав их разговор, я подумал, что это, пожалуй, не первая их кружка за сегодняшний день. «Откуда вы?» – спросили мы с Рейми. Они мало улыбались, но оказались довольно приятными ребятами. Мы рассказали друг другу, откуда мы родом, и обсудили подробности наших путешествий. Мы говорили по большей части о маме. Они пригласили всю нашу семью прокатиться на своем роскошном катере.

«Мы должны кое-что вам рассказать», – сообщили они.

Так мы узнали, почему Рик и Джо оказались во Флориде. Они приехали сюда, чтобы развеять прах двух своих старших сыновей. Им было чуть больше двадцати, когда у одного случился сердечный приступ, а другой вскоре после этого покончил с собой. Теперь у них был только один ребенок, девятнадцатилетний сын, который остался в фургоне, но на следующий день во время церемонии собирался присоединиться к родителям на катере. Их рассказ многое объяснял: вот почему они практически не шутили, а добрые голубые глаза Джо грустно блестели. У этих людей произошло ужасное горе. Я чувствовал с ними некую родственную связь и рассказал им о том, что моя сестра умерла в 44 года, а недавно я потерял отца. «Однако наша семья никогда не была так близка, как они», – подумал я.

Мы не знали, согласится ли мама кататься с нами на катере, и сказали Рику и Джо, что, скорее всего, нет. «Надеюсь, вы согласились?» – спросила мама, услышав о предложении наших новых знакомых. Она в очередной раз поразила нас своим желанием приключений. Но захочет ли она разделить их горе или, по крайней мере, стать его молчаливым свидетелем? «Есть одно «но», – и мы объяснили ей, что именно будет происходить в тот момент, когда мы окажемся в открытом океане. Она никогда не была многословной, поэтому просто кивнула в знак согласия. Было видно, что она глубоко сопереживает этой семье, пережившей столь страшную трагедию.

День выдался прекрасным, как раз для прогулки по морю. Мы встретились в бухте и помогли маме забраться в лодку, усадив ее на мягкое сиденье в носовой части катера. Рик неспешно тронулся, минуя стайку креветок, проплыл под мостом, миновал последний бакен и вышел в открытые воды. Затем он разогнался и на большой скорости пронесся по волнам прочь от пляжа Форт-Майерс. Брызги сияли на солнце, словно алмазы.

Когда мы удалились на достаточное расстояние от берега, Рик заглушил мотор. В нескольких милях от нас мы увидели белый песчаный пляж острова Санибел. Он включил любимую песню своих ушедших сыновей – «Выпей пива» Люка Брайана, – и вся семья, смеясь и плача, рассказывала истории о своих мальчишках, а мы поднимали бокалы с пивом в их честь. С любовью и гордостью они говорили об их достижениях и о том, какими неординарными личностями были эти ребята.

Церемония была очень символичной: рядом с нами плескались дельфины, а в небе появилась двойная радуга, словно олицетворяя братьев, пепел которых мы развеяли по ветру. Мама с нежностью едва заметно протянула свою морщинистую загорелую руку и сжала руку Джо. В тот момент мне показалось, что моя мама сама начала выздоравливать.

* * *

«Нет, нет, нет, этого не может быть», – закричал отец, когда мы сидели в гостиной дома Стейси в Александрии, штат Виргиния. Они с мамой остались дома и ждали от меня весточки о том, как проходит операция сестры. В течение получаса, пока я возвращался домой, меня переполнял ужас. Я припарковался около двухэтажного дома Стейси и медленно подошел к ярко-красной двери, готовясь сообщить родителям страшную новость.

Всего лишь год назад карьера моей сестры в отделе секретной службы, как и вся ее жизнь, пошла под откос после обыкновенного визита к стоматологу. Он заметил белое пятно на ее языке. Это обеспокоило его настолько, что он назначил ей встречу с онкологом. Об остальном, как говорится, можно догадаться.

Стейси потратила целый год на всевозможные операции, облучения и химиотерапию. Я заботился о сестре после первой операции, когда ей удалили часть языка и лимфоузлы на левой стороне. Она любила вкусно поесть, всего лишь за несколько дней до того страшного похода к стоматологу она закончила отделку в кухне. Судьба сыграла с ней злую шутку, лишив ее возможности есть и чувствовать вкус пищи. Я видел, как самый сильный человек, которого я когда-либо знал, увядает, превращаясь в беспомощное растение: последнюю неделю своей жизни Стейси провела на больничной койке, подключенная к мониторам, утыканная трубками искусственного кормления и катетерами. Она была не в состоянии говорить, и я ничем не мог ей помочь.

«Мне очень жаль, пап, – сказал я, – но это правда». Я обнял его за плечи, но он рухнул на кресло, оттолкнув меня раньше, чем я смог утешить его.

Несколькими днями ранее из разных уголков страны прибыли все члены нашей семьи – ради моей сестры. Должно быть, она уже тогда чувствовала, что ее конец близок. Она знала это еще до того, как врачи сообщили ей об этом. Часом ранее я сидел в больнице, в переполненном зале ожидания, читая журнал. Подняв глаза, я увидел перед собой хирурга Стейси. Ее форма была грязной, а маска висела на шее, и я почувствовал себя героем телесериала «Скорая помощь».

«Раковая опухоль растет слишком быстро, – прямо сказала она, – боюсь, мы ничего больше не можем сделать».

Ее слова повергли меня в шок. Всего лишь несколько часов назад я держал Стейси за руку, когда ее готовили к операции. Для доктора Ли эта операция была первой из девяти, назначенных на этот день, и я с надеждой наблюдал за тем, как медицинская сестра катит носилки Стейси через двойные двери в операционную. «Все будет хорошо, Стейси», – сказал я ей, и двери бесшумно захлопнулись за ее спиной.

«Вы точно уверены, доктор Ли?» – с трудом выдавил я.

«Да. Ей осталось жить всего несколько дней», – ответила она, и ее голос надломился: она не могла скрыть эмоций за своей привычной профессиональной выдержкой. Мне показалось, что ей тоже было жаль проигрывать этот бой, ведь она лечила Стейси в течение всего прошлого года.

Я тихонько всхлипнул и почувствовал спазм в груди, пытаясь сдержать слезы, которые все равно текли по щекам. Я не выдержал и зарыдал, меня накрыли невероятная тоска и боль. Все, кто сидел в зале ожидания, с тревогой посмотрели на меня. В их глазах читалось беспокойство – каждый мой отрывистый всхлип подтверждал их худшие опасения. И мои худшие опасения.

Кто-то вызвал психотерапевта, и меня проводили в ее кабинет, чтобы другие не слышали моих стенаний. Врач изо всех сил старалась утешить меня. Я взял несколько бумажных платочков, которые очень удачно стояли на крае ее стола, вытер глаза и начал потихоньку приходить в себя. Но я вновь почувствовал гнетущую тоску, когда понял, что мне придется сообщить о случившемся родителям.

Я позвонил Рейми с парковки больницы и рассказал ей, что произошло. «Как я расскажу об этом родителям? – спросил я слабым голосом. – Это убьет их».