Сан Саныч не двигался. Цветков примолк, отошел, сопел что-то рядом, Белов подумал, что на этом, может, и кончится, и даже чуть расслабился… но тут же почувствовал, как по его лицу течет вода, он поморщился, не понимая, вода была теплая, затекала в ноздри, сбегала по губам, Сан Саныч очнулся, открыл глаза, Цветков стоял над ним и ссал на него.

– Что, сука, не нравится?!

Сан Саныч попытался отвернуться и спрятать голову, но тот поливал тельняшку, снова направил струю на лицо. Белов, забыв о боли в руках, попытался сесть, Цветков хохотал над ним, целился в голову, волосы были все мокрые. Наконец Цветков иссяк. Наступил сапогом на руку Белова, другой ногой проверил наручники. Распрямился брезгливо.

– Все, до утра свободен! Блевотина американская!

Он ушел. Сан Саныч лежал в луже, плотно сжав губы. Даже тело перестало болеть. Попытался отодвинуться, но лужа была везде. Сан Саныч бессильно опустил мокрую голову. К нему, в его сознание просились близкие люди, но он не пустил их. Дальше так нельзя, мелькнуло ясно.

Он уже думал об этом. Когда мыл камеру, нашел половинку лезвия, запрятанную в щель. После первого избиения он достал ее и долго сидел, зажав в кулаке страшную остроту. Можно было отважиться на одно движение, и его больше не смогут бить и издеваться. Пустота. Конец. Ни Козина, ни Цветкова. Пугала вытекающая кровь, а вместе с ней и жизнь… У него начинало колотиться сердце. Он представлял, как его объявят врагом народа – честные люди с собой не кончают! – довольное лицо Козина возникало, еще какие-то лица. И среди них, чуть поодаль, внимательные глаза Николь. Она строго на него смотрела, и он чувствовал себя кем-то, кем быть нельзя. Он спрятал лезвие на место и с облегчением подумал, что морда заживет, а там, на воле, его ждут люди, которые его любят.

Теперь же он ни о ком не мог думать. Он стиснул зубы и чиркал, чиркал лезвием по запястью, преодолевая самый страшный последний страх. Страх все-таки был. Он ненавидел себя. Даже в вонючей луже, полуживой и опозоренный, он трясся за свою шкуру. Сейчас приведут в камеру, и сразу сделаю. Он запрещал себе думать, как он это будет делать, только чувствовал в себе эту последнюю решимость. Лежал и ждал, когда за ним придут.

Он проснулся все в той же камере на полу. Прислушался, в коридоре ходили, в голову пришло вчерашнее, Сан Саныч принюхался к себе, не понял, чем пахнет – он уже больше месяца не был в бане. Но тельняшка была сухая и лужи не было. Болели запястья под наручниками.

За ним пришел незнакомый надзиратель и отвел в туалет. Не торопил, дал умыться, Сан Саныч даже голову вымыл под краном и, как мог, привел себя в порядок. Это хорошо, – он чистил китель мокрой рукой, – я должен выглядеть хорошо. Его решимость не проходила, он почти спокойно ждал возвращения в камеру. Внутри после сна было подозрительно тихо и не так сильно болело тело. Он чувствовал безразличие ко всему, даже к своему убийству, как будто оно уже произошло и ему больше не о чем было волноваться. И это он тоже считал хорошим знаком. Чтобы это сделать, надо быть спокойным.

Его повели не в его камеру, но сразу на третий этаж. Он стоял лицом к стене у двери какого-то кабинета и равнодушно вспоминал, как лежал вчера ночью в цветковской моче. И думал, что лучше так лежать, чем когда тебя бьют. С ним что-то произошло, ему не было ни стыдно, ни унизительно, ему было все равно. Надо было попасть в свою камеру, он старался не думать о лезвии, но просто видел себя уже неживым. Просто лежал на койке, а вокруг стояли люди.

Это был кабинет Антипина. Тот сидел за столом и писал, кивнул Белову.

– Садитесь, Александр Александрович! – старший лейтенант перестал писать и укладывал бумаги в папку. – Ну, как дела? Чего же вы стоите? – Антипин смотрел доброжелательно. – Садитесь, я из командировки, в Ермаково был, вашу Николь видел!

– Я не могу… – у Сан Саныча все сдвинулось в голове от ее имени. – Меня избили!

– Кто? Вы же в одиночке? – очень искренне удивился Антипин.

– Следователь Козин с надзирателями… – Сан Саныч не мог понять, знает Антипин или нет.

– Как получилось? – нахмурился старший лейтенант.

– Я не подписывал протокол, в котором мне предлагали оклеветать честных людей.

– И вас за это ударили? – продолжал не понимать следователь.

Сан Саныч отпустил штаны, и они без ремня сами сползли и обнажили синие, местами черные ноги. Сан Саныч все смотрел в глаза своего следователя, у него росла надежда, что тот ничего не знает. Антипин подошел, хмуро осмотрел ноги Сан Саныча. Принюхался к нему.

– Вы давно были в бане? – он вернулся за стол и достал бумагу.

– Ни разу не был.

– Я распоряжусь, присаживайтесь как-нибудь и пишите заявление о побоях. Вот ручка…

– О побоях?! – Белов не сразу шагнул к столу, сердце в нем очнулось и затрепетало мщением.

– На имя начальника тюрьмы… – Антипин посмотрел на часы. – Как только появится врач, зафиксируем травмы. Что у вас с пальцами? Писать сможете?

Сан Саныч посмотрел на большой палец правой руки. Он опух и не шевелился, остальные тоже плохо гнулись.

– Ладно, напишете заявление у себя в камере, а сейчас я хотел с вами поговорить. У меня серьезные вопросы, которые могут решить вашу судьбу. – Он встал, прошелся, полуулыбка блуждала по лицу. Все вглядывался в Сан Саныча. – Сначала о другом хотел спросить… Ведь вы верный сталинец?

Сан Саныч кивнул головой.

– То есть вы безоговорочно верите нашему вождю?

– Да, – уверенно ответил Сан Саныч, – почему вы спрашиваете?

Антипин подошел к шкафу с книгами, достал какую-то брошюру и стал листать.

– Вот. Читайте, – он чиркнул ногтем.

«…метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод…»

Белов поднял голову, не очень понимая, к чему все это.

– Совершенно секретный документ. На подпись смотрите!

Белов видел подпись Сталина.

– Это его разъяснения! Это руководство нашими действиями. Сталин допускает методы физического воздействия.

– Но там говорится о врагах народа!

– Дорогой Александр Александрович, мы и в прошлый раз с вами на этом не сошлись! Вы сами можете не знать, что уже являетесь членом антисоветской организации!

– А зачем вы мне показали совершенно секретный документ? – спросил вдруг Сан Саныч. – Если я враг?! Вы же не верите…

– Правильно, я даже уверен в обратном! Вы честный, но наивный советский человек. Вы превратно понимаете слова о чести и дружбе. Безопасность нашей с вами родины выше дружбы, и вы с этим, конечно, согласны, но не хотите нам помочь! Помогите! Мы все уже знаем, но нам как раз нужен такой видный и, главное, честный человек, который… – Антипин чуть замялся.