тишина. Но Фредди прав насчёт коровы и всего остального. Хозяйство должно быть хозяйством. Иначе из прикрытия оно станет косвенной и от того более неприятной уликой.

Обойдя дом и службы, Джонатан вернулся в кухню. И первое, что увидел сквозь клубы пара – это торчащие из лохани голые ноги Фредди и над ними нацеленный точно ему в лоб глазок дула.

– Закрой дверь, сквозит, – сказал Фредди, опуская и откладывая кольт на стул.

– Как это ты через дверь не выстрелил?

– Подозревал, что знаю входящего. Как там?

– Тихо, как в могиле.

– И в могиле неплохо, когда не ты в ней покойник, – философским тоном ответил Фредди, глубже опускаясь в воду.

Джонатан пристроил автомат, чтоб не мешал и был в пределах досягаемости, снял и бросил на табурет куртку, взялся за кофейник.

– Налить?

– Сделай хаф-на-хаф. Бутылка в мешке.

Джонатан достал из мешка Фредди бутылку дрянного виски.

– Кофе пьют с коньяком, Фредди.

– Кофе, а не эту бурду. Наливай, Джонни.

Джонатан налил в две кружки до половины горячего кофе и долил из бутылки.

– Держи. Говорят, для прогрева хороша русская водка.

– А мне говорили, что её пьют холодной, – Фредди отхлебнул из кружки. – А ничего, главное, что горячее.

Джонатан кивнул и сел у плиты. Что ж, могло быть и хуже. От мелкой банды они отобьются, а крупной здесь уже делать нечего. Есть крыша над головой, кой-какая утварь… для начала вполне достаточно. Жар от выпитого разливался по телу, смешиваясь с печным.

– Подлить горячего?

– И туда, и туда.

Джонатан поставил кружку на край плиты и встал. Зачерпнул из бака ковш кипятка.

– Вставай, а то ошпарю.

Фредди, кряхтя, втянул в лохань ноги и встал во весь рост. Джонатан аккуратно влил с краю горячую воду.

– И хватит с тебя, а то сваришься.

– Угу, – Фредди, стоя, допил свою кружку, сел обратно и отдал кружку Джонатану. – Только горячего теперь сделай, – и блаженно вздохнул: – Это я к загробной жизни готовлюсь.

– Понял, – кивнул Джонатан. – В следующий раз я тебе лохань на плиту поставлю. Для полноты ощущений.

– Она деревянная, не нагреется.

– Зато загорится.

– Спасибо, Джонни, – задушевно поблагодарил Фредди, принимая кружку с дымящимся, как и лохань, кофе.

И потянулись минуты тишины, наполненной треском огня в топке, бульканьем воды в баке и шумом деревьев за стенами.

Наконец Фредди отставил кружку, встал и собрал своё плавающее в воде бельё, вздохнул ещё раз и вылез из лохани. Джонатан снял ноги с плиты и встал. Фредди кивком поблагодарил его, развешивая бельё. Лохань опорожнили в сток, Фредди оделся, и они снова сели у плиты допивать кофе.

– Завтра в город смотайся. Возьми крупы, муки. Ну, обычный набор. Кастрюли, вроде, целы.

– Резонно. Но по одиночке пока лучше не ездить и не оставаться. А припасы попробуем и здесь поискать.

– Думаешь, не всё выжрали?

– Посмотрим…

…Так началась их жизнь в имении. На следующий день припёрлась какая-то плохо сбитая банда. Пятерых они уложили, а одному – раненому – дали ускакать, чтобы навёл шороху. А тех закопали рядом с двумя из Большого дома. А потом появился Сэмми. И пошло, и поехало…

…Джонатан глубоко вздохнул, расслабленно оседая в кресле.

– Ну да, так оно и было – кивнул Фредди. – Помню. На выставку поедем?

– А чего ж нет?

Приглашение на осеннюю выставку собак ждало их в имении, когда они вернулись, уладив все дела в Колумбии и других штатах. Прочитав короткий, но весьма вразумительный текст, Фредди сразу пошёл на конюшню к Роланду.

– Знаешь?

– Да, масса, – Роланд, сидя на полу, перебирал шерсть Лохматки, выпутывая набившиеся туда колючки.

Фредди сел на ларь с овсом, с интересом разглядывая Роланда. На языке вертелось: не был ли Роланд рабом у хозяйки питомника, но спросил Фредди о другом.

– И что ты знаешь об этой выставке?

– Она каждую осень, масса, когда собаки к зиме обрастут. Ну, как лошадиные, только вместо скачек – травля. Сто крыс запустят в ящик, к ним собаку и смотрят, за когда она их всех передушит, – Роланд вздохнул. – Большие деньги можно выиграть, масса.

– Ну, где выигрывают, там и проигрывают, – хмыкнул Фредди. – А как готовят собак к выставке, знаешь?

Роланд снова вздохнул.

– Немного, масса. Так-то они маленькие ещё, на сотню рано пускать. И это… тримминговать их надо, масса.

– Тренировать? – Фредди решил, что Рол переврал именно это слово.

– И это, масса, но вот то… мисси Бетси сама это делала, а к большой выставке нанимала ещё. Я-то держал только, ну, подавал, что велели, и купал. А, – и снова: – тримминговала она сама.

– Понятно, – кивнул Фредди. – И когда их… обрабатывают? – опасаясь споткнуться на новом слове, Фредди удачно его избежал.

– Ну-у, масса, – замялся Рол. – Ну… недели за две.

– А выставка в ноябре, успеем – встал Фредди. – А Вьюна ты уже? – он кивком показал на лежавшую животом кверху Лохматку.

– А как же, масса, – гордо ответил Роланд. – Ежели не запускать, то это не трудно, масса.

Странно всё-таки, что Вьюн и Лохматка не ушли с Роландом. Хотя конуру, правда, Рол им соорудил – загляденье.

– Ну, так как, Джонни?

– А отчего ж нет, – повторил уже не вопросом, а утверждением Джонатан. – Когда само плывёт, грех отказываться. Свяжемся с этой… председательшей, подготовим собак и поедем.

– На много не рассчитывай.

– Понятное дело. Но попробовать можно. И стоит.

Фредди кивнул.

И снова тишина. И покой. Эндрю уже должен был получить открытку. Парень умён, сообразит. Со Стэном рассчитались. Недёшево, конечно, обошлось, но ведь не принесёшь вот так запросто даже не конверт, а чемоданчик, пришлось и остальных полицейских подкормить. Сто тысяч инвалидам-полицейским, оставшимся на службе обществу. А их всего пятеро. Двадцать тысяч от анонимного жертвователя – вполне понятно. Для знающего. Как и открытка «Привет из Алабамы». И с Колченогим всё уладилось…

…День только начинался, и в «Утренней звезде» – баре Колченогого – было тихо и пустынно. Он прошёл к столику в углу и сел, упираясь спиной в кирпичную кладку. Расторопный официант, ни о чём не спрашивая, подал кофе и ушёл к стойке. И почти сразу из тёмной двери в углу – больших денег стоило Колченогому это английское стекло, зеркально-чёрное с одной стороны и прозрачное с другой – вышел сам Колченогий и захромал к нему через зал.

– Рано встаёшь, Фредди.

– Ты тоже не залёживаешься, Рип.

– Хочешь делать дела, – усмехнулся Колченогий, – поменьше спи.

Главного вопроса; чего такой гость припёрся в такую рань – благоразумно не задавали, но от ответа он и не собирался уклоняться.

– Не проспи Луизиану, Рип.

Колченогий сглотнул.