Не последним обстоятельством, позволившим этому свершиться, стало начало оттепели – благодаря послаблению режима В. М. Жирмунский выехал в 1956 г. в ГДР. Именно в Германии началось его чествование: 17 мая 1956 г. В. М. Жирмунский был избран членом-корреспондентом Академии наук ГДР. После перевода «Немецкой диалектологии» на немецкий язык (1962) состоялось избрание Виктора Максимовича членом-корреспондентом Британской академии (1962), впоследствии его имя пополнило и списки Датской Королевской (1967), Саксонской (ГДР, 1967) и Баварской (ФРГ, 1970) академий, он был избран почетным доктором ряда европейских университетов, в том числе Оксфордского (1966).

Однако признание за границей отнюдь не означало, что он будет признан на родине: в 1957 г. он был лишь переведен с должности старшего научного сотрудника сектора на должность заведующего сектором индоевропейских языков Института языкознания. Только в 1958 г. он смог вернуться на филологический факультет Ленинградского университета: при разделении кафедры германской филологии на три отдельных (немецкой, скандинавской и английской) его пригласили занять место заведующего кафедрой немецкой филологии.

Но чтобы получить право оставаться ученым в Советской стране, Виктор Максимовичу до конца своих дней приходилось отрекаться от «грехов» молодости. В 1965 г. П. Н. Берков писал:

«В апреле 1957 г. в Москве состоялась дискуссия по вопросу о реализме в мировой литературе. Выступая на одном из заседаний, В. М. Жирмунский сказал: “Художник, связавший свою судьбу с революцией, с социализмом, должен освобождаться от пережитков антиреализма, эстетики модернизма, господствующих в современной зарубежной литературе. Мы видим сейчас на примере многих писателей стран народной демократии, что это дается нелегко, как в свое время далось нелегко и многим из нас, представителям старого поколения советских литераторов”.

За четыре с лишним десятилетия до того, как были произнесены эти простые, искренние слова, исследовательские интересы начинавшего в то время свою научную деятельность В. М. Жирмунского были направлены как раз в сторону антиреализма, в сторону эстетики модернизма. От своих книг и статей ранних лет “Немецкий романтизм и современная мистика” (1914), “Религиозное отречение в истории романтизма” (1919), “Преодолевшие символизм” (1916) и “О поэзии классической и романтической” (1920) В[иктор] М[аксимович] проделал большой, сложный и, как он сам признается, нелегкий путь к своим современным – в полном смысле этого слова – советским, марксистско-ленинским научным трудам. ‹…›

В предисловии к сборнику статей “Вопросы теории литературы” (1928) В. М. Жирмунский признал, что “в настоящее время так называемый ‘формальный метод’ уже становится достоянием истории и историографии”. В эти годы он и многие филологи, его сверстники, литературоведы и языковеды, в результате активного участия в общественной и научной жизни советской родины, обратились к серьезному изучению марксизма-ленинизма, к усвоению метода диалектического материализма и применению его к материалам филологической науки.

Путь этого усвоения не был простым, легким и быстрым. Не раз еще пришлось В. М. Жирмунскому, как и другим ученым его поколения, кабинетно изучавшим марксизм, углублять и уточнять свои методологические позиции. Но только овладев в полной мере марксизмом-ленинизмом, сумел он привести в стройную филологическую систему свои огромные знания, глубоко научную методику, свою фанатичную преданность отечественной науке»[1347].

Несмотря на положение патриарха филологии, каковым с 1960‐х гг. почитался Виктор Максимович, его избрание в 1966 г. действительным членом Академии наук СССР стоит рассматривать в условиях советской действительности как счастливую случайность. Более 20 лет В. М. Жирмунский, для которого звание академика было, если так можно выразиться, вожделенным, безуспешно пытался его получить. Начиная с академических выборов 1943 г. он шел к этой цели, активно участвуя в деятельности Академии наук, взваливая на себя организационную работу по Отделению литературы и языка, выполняя бесконечные поручения Президиума… Несмотря на все это, конкуренция была очень высока.

Кроме того, в годы развития космонавтики и ядерной физики вакансии академиков для Отделения литературы и языка порой вообще не открывались. Если не считать уникальные выборы 4 июня 1949 г., устроенные исключительно для возведения в академики «организатора науки» А. В. Топчиева, то после 1946 г. очередные выборы состоялись лишь 26 октября 1953 г., но тогда по Отделению литературы и языка академиков не избирали вовсе. На следующих выборах, 20 июня 1958 г., по Отделению было избрано сразу пять академиков: востоковед Н. И. Конрад, литературоведы А. И. Белецкий и М. П. Алексеев, писатели К. А. Федин и М. Ф. Рыльский. На следующих трех академических выборах – 10 июня 1960 г., 29 июня 1962 г. и 26 июня 1964 г. – по Отделению литературы и языка не было избрано ни одного академика. Только 1 июля 1966 г., когда по Отделению были открыты две вакансии, В. М. Жирмунский был избран академиком, причем в компании с «выдающимся советским литературоведом» М. Б. Храпченко. Стоит предположить, что если бы место было только одно, то Виктор Максимович опять бы остался не у дел, поскольку Михаила Борисовича тогда было просто «невозможно» не избрать, ведь в 1967 г. ему предстояло стать академиком-секретарем Отделения и членом Президиума АН СССР[1348].

Скончался В. М. Жирмунский 31 января 1971 г., в возрасте 79 лет; ему, единственному из жертв 1949 г., удалось дожить до того момента, когда никто уже не смел бесчестить его или даже оспаривать его роль в отечественной филологии.

Вдова М. К. Азадовского Лидия Владимировна писала тогда:

«Сегодня у нас у всех тяжкий день. В 8 часов утра скончался В. М. Жирмунский… Ушел из жизни филолог № 1. Второго такого нет и не предвидится. Филология понесла ни с чем не сравнимые потери за последние 6 месяцев. В августе – В. Я. Пропп[1349], в сентябре – Ю. Г. Оксман, в октябре – Н. И. Конрад, в ноябре – И. М. Тронский и вот сейчас В. М. Жирмунский. Снято целое поколение ученых…»[1350]

Виктор Максимович был похоронен в Комарове, а среди тех, кто нес гроб с его телом, были И. А. Бродский и Е. Г. Эткинд.

Герои

Этот раздел зримо превосходит предыдущий, но исключительно потому, что четырем жертвам 1949 г. были и еще будут посвящены статьи, монографии, жизнеописания… Эти четыре человека давно заняли свое почетное место в пантеоне отечественной науки о литературе; более того, они стали символами этой науки. Им и их работам предстоит еще очень долгая жизнь.

Что же касается героев, «людей 49‐го года», то они, взмыв, как пена на гребне тоталитарно-коммунистической волны, забудутся, и материалы к их биографии мало кого будут интересовать. Приговор научным работам таких литературоведов, как А. Г. Дементьев, академик А. С. Бушмин, член-корреспондент Г. П. Бердников, академик-секретарь М. Б. Храпченко и им подобные, время, как кажется, уже вынесло. В этой связи приходит на память малоизвестное стихотворение начала века: