Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Президент собрался с духом и вошёл в гостиную, закрыв за собой дверь. Он решительной походкой прошёл к камину и с лёгкой дрожью в руках, занял свободное кресло.
— Как магически горят паленья! Как вы считаете, мистер Сандерсон? — не отрывая взгляд от языков пламени, произнёс Лоренцо.
— Я не сторонник поэтизировать смерть! — напряжённым голосом ответил президент.
— Просто вы сноб, как и большинство сенаторов и конгрессменов! Вам чужда романтика, где есть место для отважных рыцарей, хозяев своего слова и несгибаемого духа, а также прекрасным благородным дамам, ради которых хочется сделать невозможное! Почитайте Вальтера Скотта на досуге!
— Смешно слышать от вас подобные вещи, синьор Ривейра! Вы не похожи на филантропа! — с нотками критики в голосе, выразил своё мнение Сандерсон.
— Хм… Американцы никогда не научатся дипломатичности! — усмехнувшись, добавил Лоренцо. — Бравада, угрозы, шантаж, манипуляции… Этим не добиться уважения, как и красивыми речами с лицемерной улыбкой на лице!
— Это вы про компартию Китая? — сделал предположение президент.
— Китай — угрожает всему миру! Самый коварный и опасный враг, с улыбкой на лице, держащий кинжал в это время за спиной…
— Но, при этом, вы его контролируете!
— Вы, мистер Сандерсон, политик с большим стажем, дипломат, а ещё никак не поняли, что китайцев полностью контролировать невозможно! То, чего мы добились, слишком зыбко и держится лишь на шантаже и коррупции в верхушке компартии Китая.
— Вы, хотите мне обозначить какие-то задачи? — сосредоточенно спросил президент.
— Нет! Вы умный человек и сами всё поймёте! Люди изменили этот мир своей жадностью, алчностью и привычкой потреблять, как вещи, так и себе подобных. В этом мы добились своей цели, но править над стадом, по-прежнему, унизительно и не даёт возможности насладиться истинной победой!
— Вы, хотите мне что-то поручить, синьор Ривейра? — посмотрев на неподвижный профиль лица Лоренцо, частично освещённый горящим пламенем камина, спросил Сандерсон.
— Вы, сами знаете, что нужно делать!
— Спустить расследование теракта на тормоза?
— Не только! Скоро откроется «ларец Пандоры», откуда вырвется невидимое чудовище, способное сделать для этого мира неоценимую услугу.
— Как вам будет угодно, синьор Ривейра! Буду ждать ваших указаний!
— Вот и хорошо! Да, ещё у меня есть одна просьба! Передайте мистеру Фитцджеральду, что очень скоро его посетит дорогой гость, которого он так ждёт! Этот человек уже в Нью-Йорке, — опёршись на трость и встав с кресла, добавил Лоренцо. — Берегите себя и не совершайте ошибок своего предшественника! Мы поддержим вашу кандидатуру на выборах! — подвёл итог синьор Ривейра и неспешным шагом отправился к выходу из центральной гостиной…
Подмосковье. Домодедовский район
Громов стоял на крыльце и смотрел вдаль, наблюдая за тем, как поднимается утреннее солнце, возвещавшее о начале нового дня. Михаил Иванович не мог знать, что именно он принесёт и какие капканы расставит.
В жизни всё относительно! За победами приходят сокрушительные поражения и наоборот. Секрет в том, что всё нужно безропотно принимать и не думать над тем, что остаётся на затворках потерянных мечтаний.
Прошлое нельзя вернуть! Уверенный в себе человек, не должен думать, чтобы было бы тогда, если бы не было произошедшего.
Всегда остаются недосказанные слова, оборванные фразы и секреты, хранимые Вселенной от людей, чтобы не причинить им боли больше, чем им определено судьбой.
Громов вытащил из пачки сигарету и закурил, продолжая смотреть на поднимающиеся на горизонте солнце. На это великолепие можно смотреть вечно! Природа и человек — неразделимы! Так было и будет всегда! Меняются времена, приходят новые герои, подбирая выпавшее знамя из холодных рук. Их не страшит опасность тернистых дорог, а в глазах горит энтузиазм и желание изменить этот мир к лучшему!
Табачный дым рассеялся на прохладном утреннем ветру, и Михаил Иванович затушил окурок в консервной банке, послав ко всем чертям не пережитые перипетии своей жизни. Единственное, что по-настоящему грело его сердце, была Родина! Только здесь: журчание ручейка, полёт стрекоз, запах полевых цветов, стройность берёзовых рощ и радуга после грозы; могли излечить любые раны.
Громов зашёл в дом, пройдя террасу и, собрав в папку распечатанный доклад для секретаря Совета Безопасности, убрал его в кожаный портфель.
«Надежда умирает последней, а мы умираем вместе с ней!»
Эти слова отца стали для Михаила Ивановича одним из символов всей его жизни. Пусть, мудрость не всегда готова помочь человеку, но она даёт ему силы, чтобы пройти свой путь.
Он закрепил поверх майки лёгкий бронежилет скрытого ношения на «липучки», надел белую сорочку, заправив её в брюки чёрного строгого костюма и завязал тёмно-красный галстук.
Лёгкая дрожь завладела руками, а проступившие на лбу капельки пота, подчеркнули нервное напряжение, не отпускавшее Громова.
Кнопки плечевой кобуры защёлкнулись на ремне брюк, и Михаил Иванович проверил свой пистолет. Он передёрнул затвор, дослав патрон в патронник и проверил наполненность двух запасных магазинов.
Чёрный пиджак лёг по фигуре, закрыв плечевую кобуру с пистолетом, а левая рука обхватила ручку кожаного портфеля. Впереди была только неизвестность и дорога в Москву…
Предместье Рима
Внедорожник «Ауди» резко затормозил на грунтовке, выбросив из-под колёс щебень, и поднял в воздух пыль.
Рассвет стремительно поднимал солнце на линии горизонта над кронами деревьев. Среди сумерек на повороте грунтовки, стоял врезавшийся в ствол дерева кроссовер, а рядом лежало мёртвое тело «Шестого».
Наёмники в камуфляжах «Multicam» и полном боевом облачении, выскочили из внедорожника и заняли круговую позицию, встав на колено с штурмовыми винтовками «HK 416 A5» на изготовке.
«Первый» медленно открыл переднюю дверцу «Ауди» и с осторожностью вылез из машины. Его грудь закрывал бронежилет, а из уха торчала беспроводная гарнитура рации. Стрелянные гильзы выскочили из-под подошв кроссовок суперсолдата, скользнув по сухому грунту, и брякнули о камень. Правая рука «Первого» легла на рукоять пистолета «Beretta APX», торчавшего из пластиковой кобуры, а ноги непослушно продолжали идти. Он встал на колено рядом с телом «Шестого» и закрыл ему глаза с запёкшейся кровью на глазницах и лице. В его голове пробежали короткие фрагменты из детства, прошедшего в клинике среди Альп, где так не хватало простого мальчишеского счастья. «Первый» не мог сказать, что у него и его «братьев по крови» не было мамы! Мама была! Одна на всех и звали её Паскуалина!
Закрывать безжизненные затуманенные морозной пеленой глаза, нельзя назвать искусством! Однако, далеко не каждый способен сделать это и почувствовать в своём прикосновении, пробирающий до костей