Но после убийства президента возникло множество вопросов о способе доставки записки, адресованной Хости, и ее содержании, а также о том, чем занимался «Освальд» в Мехико. На первый взгляд складывалось впечатление, что письмо в адрес Хости указывало на причастность ФБР к совершению убийства, поскольку после угрозы, поступившей в их адрес со стороны Освальда, они не предупредили Секретную службу о том, что накануне президентского визита в Даллас в городе находился потенциальный убийца. Если бы кто-то догадался, что вместо Освальда действовал его двойник, записка разоблачила бы весь заговор.

Поэтому в ФБР решили избавиться от вещественного доказательства.

В воскресный полдень 24 ноября, через три часа после того, как Освальд был застрелен, руководитель подразделения ФБР в Далласе Гордон Шанклин вызвал Джеймса Хости в офис. Когда Хости вошел в кабинет, Шанклин потянулся к нижнему ящику с правой стороны своего рабочего стола. Он достал оттуда записку Освальда и подписанную Хости расписку о вручении ему этой записки.

Шанклин приказал Хости избавиться от записки и от расписки в ее получении.

Хости взглянул на записку и начал рвать ее на клочки.

«Нет, не надо делать это здесь, – сказал Шанклин. – Я не хочу, чтобы эта бумага вообще находилась в этом кабинете. Избавьтесь от нее»{1808}.

Давая показания членам Специального комитета Конгресса в 1975 г., Хости рассказал, что затем он взял записку Освальда и свою расписку и направился в туалет. Там он спустил эти документы в унитаз{1809}.

Хости также признался, что во время допроса членами Комиссии Уоррена он не сообщил об уничтожении записки Освальда. На вопрос «почему?» Хости пояснил, что руководство ФБР в Вашингтоне и Далласе приказало ему отвечать только по существу задаваемых Комиссией Уоррена вопросов, не давая никаких пояснений и уточнений{1810}. Он следовал указаниям своего руководства и ни слова не сказал членам Комиссии о факте уничтожения им чрезвычайно важного вещественного доказательства.

Следом за репортерами далласской газеты журналист New York Times, который проводил собственное расследование, в статье, опубликованной 17 сентября 1975 г. на первой полосе издания, поведал общественности историю об уничтожении этой записки. Со ссылкой на достоверные источники в ФБР автор статьи сообщил, что решение об уничтожении записки Освальда «было принято на совещании руководства ФБР в Вашингтоне», которое состоялось «в выходные, непосредственно после дня убийства Кеннеди в пятницу 22 ноября 1963 г.», и с большой долей вероятности на этом совещании присутствовал директор ФБР Эдгар Гувер{1811}. «Приказ об уничтожении записки был передан в подразделение ФБР в Далласе, где она хранилась, одним из помощников Гувера, но, как известно, без указания самого Гувера ни один из его помощников не мог распорядиться об уничтожении возможного вещественного доказательства, – сообщает источник»{1812}.

Получается, что специальный агент Хости выполнял не просто приказ руководителя подразделения ФБР в Далласе Гордона Шанклина. Когда Хости спустил в унитаз разорванную на клочки записку Освальда, а затем утаил это правонарушение от Комиссии Уоррена, он выполнил целую цепочку приказов руководства ФБР. Каждый, кто знаком с историей ФБР, знает, что Гувер руководил этой организацией весьма жестко. Хости был инструментом, который Гувер использовал для уничтожения чрезвычайно важного вещественного доказательства, созданного самим Освальдом или же его двойником три часа спустя после убийства Освальда.

Если бы письмо Освальда в адрес ФБР обнаружили и изучили, планы заговорщиков, организовавших убийство Кеннеди, тут же были раскрыты, что никого не устраивало. И поэтому ФБР во главе с Эдгаром Гувером сделало все для того, чтобы это вещественное доказательство больше никто и никогда не увидел.

После того, как в 1975 г. об уничтожении записки узнала общественность, Специальный комитет Палаты представителей по расследованию убийств переадресовал полученные материалы в Министерство юстиции для вынесения соответствующего обвинения. В Министерстве юстиции приняли решение не открывать дело в отношении собственного агентства (ФБР).

Хотя между Кеннеди и его правительством, поддерживавшим идею холодной войны, существовали неразрешимые противоречия, в стремлении к миру президента поддерживали два казалось бы совершенно не подходящих на эту роль человека: представитель церкви на смертном одре и «осажденный» коммунист. В последний год жизни Кеннеди папа Иоанн XXIII и советский руководитель Никита Хрущев стали главными союзниками президента в деле сохранения мира. Их поддержка имела важное значение. Без них президент оказался бы практически в полной изоляции{1813}. Благодаря им он мог начать закладывать фундамент для достижения мира во всем мире.

В абсолютно неподходящих для подобного сотрудничества условиях Карибского кризиса образовался невероятный союз президента капиталистического государства, умирающего папы римского и главы коммунистического государства во имя достижения мира. Карибский кризис отрезвил Кеннеди и Хрущева. Не отдавая себе в этом отчета, они взялись за руки и начали менять курс на мирное сосуществование при активной поддержке папы римского и его тайного агента-миротворца, журналиста из Нью-Йорка Нормана Казинса. Именно Казинс позже и назовет этот странный тайный союз «невероятный триумвират»{1814}.

В октябре 1962 г. в довольно уединенном городке Андовер (штат Массачусетс) собрались ведущие советские и американские преподаватели, писатели и ученые. Они съехались сюда негласно, чтобы обсудить запретную в условиях царившей в годы холодной войны всеобщей вражды тему мира[81]. Целью участников этой недельной дискуссии был поиск путей преодоления противостояния между Востоком и Западом. Неофициальная обстановка должна была способствовать началу откровенного диалога, который мог положить начало развитию реальных мирных инициатив. Норман Казинс, редактор Saturday Review и основатель Национального комитета за разумную ядерную политику (SANE) был основной движущей силой этого «подрывного» мирного процесса{1815}.