и еще кто-то — правы только в одном, что жил господь, распнули его, воскрес он и ныне здравствует, царство ему небесное. А все другое — насчет возлюбления ближнего957, подставления щек под удары оных, а также “не забижай”, “не смотри”, “не слушай”, “не дыши, когда не просят” и прочая чушь — всё это добавили из устного народного творчества. Да! Вот еще: “Не убий!”. Это правильно. Не надо убить, убивать жалко, да и не за что!» (АР-14-36).

Здесь нужно учесть, что эти строки были написаны в «сумасшедшем доме», то есть в Советском Союзе, а советской власти только и нужно было, чтобы люди не противились насилию, «не дышали, когда не просят» и т. д. Поэтому Высоцкий устами своего героя отвергает все евангельские заповеди, за исключением «не убий!», толкуя их в буквальном смысле.

Неудивительно, что между повестью и «Маршем космических негодяев» наблюдаются многочисленные сходства:

1) «От Земли до Беты — восемь дён, / Ну а до планеты Эпсилон / Не считаем мы, чтоб не сойти с ума» = «Так вы утверждаете, что галактика и вселенная — это одно и то же? Позвольте заметить вам, что это не так. <.. > Хватит, так нельзя! Врач запретил мыслить такими громадными категориями. Можно сойти с ума…» Кб; 27/ («до планеты Эпсилон» = «галактика и вселенная»; «не считаем мы» = «так нельзя!»; «чтоб не сойти с ума» = «можно сойти с ума»);

2) «На Земле читали в фантастических романах / Про возможность встречи с иноземным существом» = «…это они и прилетели. <…> Какое-то существо хлопает меня по уколам и улыбается громадной ослепительной улыбкой. Да это же дельфины, я про них читал и видел фото» Кб; 47/ («читали… про» = «я про них читал»; «иноземным» = «они и прилетели»; «существом» = «существо»).

А реплика героев «Марша»: «Ведь когда вернемся мы, по всем по их законам / На Земле пройдет семьсот веков! <…> На Земле нет больше тюрем и дворцов», — также предвосхищает повесть «Дельфины и психи»: «Планета вымерла. Место свободно — прилетай и заселяй. А с наших клиник предварительно сорвать надписи, и они станут похожи на школы. Они, собственно, и есть школы, только их переоборудовали. <…> Так вот, те прилетят — смотрят: школы, и нет никаких там клиник для душевнобольных» (АР-14-76) («вернемся мы» = «те прилетят»; «На Земле» = «Планета»; «нет больше тюрем и дворцов» = «никаких нет там клиник для душевнобольных»).

Напомним, что повествование в «Марше» ведется от лица «космических негодяев», а герой-рассказчик повести размышляет: «А мы? Откуда мы? А мы — марсиане, конечно…» /6; 36/.

Что же касается мечты поэта о том, чтобы больше не было «порем и дворцов» (а заодно и «клиник для душевнобольных»), то впервые она была высказана в песне «Эй, шофер, вези — Бутырский хутор…» (1963), где герой также оказывался бывшим зэком: «Пьем за то, чтоб не осталось по России больше тюрем, / Чтоб не стало по России лагерей!». Поэтому и дельфины предъявляют профессору-ихтиологу ультиматум, в котором, в частности, говорилось:

2. закрыть все психиатрические клиники и лечебницы;

3. людей, ранее считавшихся безумными, распустить с почестями;

4. лечебницы отдать под школы /6; 43/.

И все эти пункты вскоре воплотились в реальность, так же как и в «Марше»: «То-то есть смеяться от чего — / На Земле бояться нечего: / На Земле нет больше тюрем и дворцов» = «И все смеются <.. > Мы свободны!» /6; 47/.

В песне герои говорят о своем тюремном заключении: «Нас вертела жизнь, таща ко дну», — поэтому герой-рассказчик повести — узник психиатрической тюрьмы — задается вопросом: «А наш удел — катиться дальше внизЪ> /6; 33/. Этим, как уже было сказано, и обусловлено критическое отношение героев (а также самого автора) к евангельским заповедям, проповедующим покорность и непротивление.

Позднее идея строки «Мы на Земле забыли десять заповедей рваных» отразится в «Песне Рябого» (1968), герой которой от своего лица и от лица своих коллег скажет: «Мне ты не подставь щеки: / Не ангелы мы — сплавщики, / Недоступны заповеди нам». А в «Мистерии хиппи» (1973) герои провозгласят полный разрыв с государством: «Долой — ваш алтарь и аналой!». Здесь же встречается призыв: «Кромсать всё, что ваше, проклинать!». Отсюда — «.десять заповедей рваных».

Очевидно, что во всех этих случаях представлена одна и та же авторская маска. Встречается она также в «Балладе о маленьком человеке» (1973): «Погода славная — а это главное, — / И мне на ум пришла мыслишка презабавная, / Но не о господе / И не о космосе — / Все эти новости уже обрыдли до смерти» (АР-6-132) (еще ярче этот мотив выражен в черновиках: «Читаю лежа: / Славная погода. / Как всё похоже — / Мне обрыдли до смерти / Оперы о господе / И статьи о космосе / Тоже»[1165]; АР-6-114).

Однако в том же 1973 году поэт неоднократно выводил себя в образе пророка и мессии. Например, в песне «Я из дела ушел» он представал непризнанным пророком, с которым разговаривает Христос: «Открылся лик — я встал к нему лицом, / И он поведал мне светло и грустно: / “Пророков нет в отечестве твоем, / Но и в других отечествах — не густо”».

Здесь очевиден парафраз слов Иисуса из евангелья от Луки: «И сказал: “Истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве”» (Лк. 4:24). А лик (во множественном числе) посочувствует лирическому герою в «Таможенном досмотре» (1975): «.Лики, как товарищи, / Смотрят понимающе / С почерневших досок на меня» (черновик: «Святые, как товарищи, / Смотрят понимающе, / Из огромной кучи на полу»; АР-4-217). Еще через год, в «Гимне морю и горам» (1976), с ликами святых сравнит себя лирическое мы: «Лунный свет отражен, чист и неотразим, / Как святые с загадкой на ликах, / Мы бесшумно по лунной дороге скользим, / Отдыхаем на ласковых бликах» (первая редакция /5; 445/). В это же время Высоцкий создает еще ряд произведений, где фигурирует святые: «Все великие земли давно нарекли / Именами великих людей и святых» («Этот день будет первым всегда и везде…», 1976), «Брось креститься, причитая, — / Не спасет тебя святая / богородица» («Две судьбы»; АР-114), «И я воскликнул: “Свят-свят-свят!'. / И грохнул персонал, / Смеялся медицинский брат — / Тот, что в дверях стоял» («Ошибка вышла»; черновик /5; 389/).

Несмотря на то, что в песне «Я из дела ушел» к лирическому герою