И тут примчался гонец на взмыленном коне. Упал от усталости,его ухватили под руки и втащили в шатер.

Владимир бросил коротко:

– Говори.

Гонец повел глазами на застывших воевод.

– Говори, – повторил Владимир. Добавил: – От этихлюдей у меня тайн нет.

– Печенеги, – прошептал гонец пересохшимртом. – Небывалая орда двинулась на Русь… Такого еще не было даже приСвятославе…

Воеводы встревоженно зашептались. Войдан выскользнул изшатра, за тонкой стенкой слышался его властный голос.

Владимир почувствовал, как от лица отхлынула кровь. Еговеликий замысел повис на волоске. А с ним и вся его жизнь.

– Как долго им идти?

– Они со стадами и повозками. Но впереди мчатсяконники. Пересаживаются с коня на коня на скаку. Через неделю… нет, даже раньшеразорят первые русские веси.

Владимир сказал чужим голосом:

– Тавр, подготовь десяток дружинников. И три десяткаконей. Мы тоже умеем пересаживаться на полном скаку.

Тавр не сдвинулся с места:

– Что ты задумал, княже?

– Попробую перехватить по дороге. Им не миновать бродана Нетече. Я хочу говорить с ханом.

Тавр покачал головой:

– Мне кажется, ты делаешь величайшую ошибку в жизни.

– Мне тоже так кажется, – призналсяВладимир. – Но тогда она станет и моей последней.

Они мчались день, ночь и еще день. К вечеру увидели огромноепыльное облако, что, разрастаясь, застлало половину мира. Лишь потом услышалинеумолчный грохот, а еще погодя земля начала вздрагивать и постанывать оттяжелой массы мчащихся коней.

Владимир, шатаясь в седле, перевел коня на шаг. Из пыльногооблака вынырнули всадники. Заходящее солнце блистало на остриях копий, а когдаони подскакали ближе, багровые искры заплясали и на оскаленных в лютой злобезубах.

– Я князь киевский, – сказал Владимир как можногромче. – Я еду к хану.

– Рус! Собака! Смерть! Полон! Выкуп!

– Это решит хан, – бросил Владимир. Он успокоилвзглядом дружинников, те застыли в седлах, готовые к яростной схватке, закоторой последует вознесение в вирий. – Быстрее веди к нему, ежели дорогашкура.

Их окружили тройным кольцом, передний всадник с кольцомсотника повел отряд в сторону. Там двигались повозки побогаче других, крытые,волы были украшены упряжью с серебряными бляшками.

По случаю прибытия русов хан велел остановиться на ночь,шатер поставили в самой середке стана. Владимир помылся, выпил кувшинродниковой воды, затем его отвели к ханскому шатру.

Внутри на подушках сидел сам хан, старый и с двумя длиннымишрамами на лице, рядом стояли два высоких воина. Лица их были суровы инадменны. Владимир лишь скользнул по ним взором, чтобы убедиться, что этосыновья хана, что хороши как воины, но вряд ли будут хороши как советники.

– Я великий князь Владимир, – сказал он. – Яиду с войском на земли греков. Но, узнав о твоем походе, поспешил навстречу.

Хан жестом предложил сесть напротив. Лицо было не простостарое, Владимир видел лицо человека, много повидавшего, битого жизнью,знающего ей подлинную цену. На Владимира посматривал испытующе. Кивнулсыновьям, один хлопнул в ладоши. Полог откинулся, внесли поднос с едой ипрохладительными напитками.

– Ты поступил опрометчиво, – заметил хан.

– У меня хорошие воеводы, – ответил Владимирнебрежно. – Они знают без меня, что делать.

– Но твоя жизнь…

– Такой пустяк? Зато говорить я препочитаю сам.

Хан кивнул. Его узкие глаза не отрывались от лица киевскогокнязя.

– Ты поступил мудро, хотя и очень рискованно.

– Кто не рискует, тот не высовывается из норы, –ответил Владимир. – Скажи мне, великий хан, зачем тебе этот поход?

Хан распрямил плечи. Глаза гордо свернули.

– Мы едем в поход за славой! Наши кони застоялись, амужчины что-то долго спят в постелях своих женщин. И чужих тоже. Пора тряхнутьдедовской славой, заставить дрожать врага при звуках своего имени! Кровьвскипает при трубных звуках боевого рога, сердце стучит мощнее, в небесахслышен радостный клич наших предков…

– Ого, – сказал Владимир.

Хан оглянулся на сыновей. Странная искорка мелькнула вглазах. Уже совсем другим тоном, будничным, добавил:

– Но вообще-то у нас неурожай. Третий год кряду! Скотнаполовину вымер, люди отощали. А у полян, по слухам, урожай был. Ваш крайзасуха миновала.

Владимир кивнул. Это понятнее, чем бодрые кличи о дедовскойславе. Тот клич годится лишь для простолюдинов, а князья должны видеть и то,что под красивой одежкой.

– Эта дорога нехороша, – сказал он почтисожалеюще, – за тем лесом уже встала пешая рать Волчьего Хвоста, а за нею –конница Войдана. Это десять тысяч мечей и топоров.

Хан прямо взглянул в глаза молодого князя:

– Знаю. Мои лазутчики уже донесли. Но что нам делать?Кони устали. Если свернем, пытаясь обойти эту силу, то треть коней падет. Людиуже ропщут. Я их едва держу в кулаке. Еще чуть – из войска превратятся в отрядыголодных грабителей, что из-за куска хлеба не увидят грозного блеска вашихмечей. И тогда все падут даже без славы.

– Сабель, – поправил Владимир. – Это наЗападе мои войска с мечами и топорами. А против Степи – сабли и копья. Мыбыстро учимся. Но давай поговорим о другом. Ты каган, и я каган… Ну, пусть ты –хан, а я – князь, но мы видим дальше и знаем больше, чем наши народы. Это дляних существует незыблемый покон, а мы-то знаем, что и народы рождаются, живут,стареют, исчезают… Но пока живут, многое могут совершить, изменить, поменятьбогов, земли, язык, имена. Я ничего такого не предлагаю, в один день неделается, но зато можно в один день… пусть в одно лето – сесть на землю!

Он умолк, задержал дыхание. Наступила тяжелая тишина.Сыновья хана грозно сопели, бросали ненавидящие взгляды. Когда Владимирзакончил, один подпрыгнул, как ужаленный змеей, ухватился за рукоять сабли,закричал злым гортанным голосом. Второй вытащил нож и впился в горло Владимирабезумными глазами.

Хан несколько мгновений пристально смотрел в лицо киевскогокнязя. Губы дрогнули, на лбу глубокие складки стали еще глубже.

– Ты молод, – сказал он медленно, – но зрелумом. Хотел бы, чтобы мои дети были похожи на тебя.

Один из сыновей с проклятием отшвырнул полог, затрещало,выбежал. Слышно было, как заржал конь, затем донесся дробный стук копыт. Второйспрятал нож, задвинул саблю в ножны, сел, глядя на киевского князя с ненавистьюи недоумением.