Столь же проблематичны, с точки зрения советского правительства, задачи, которые ставятся высокотехнологичными отраслями, такими как робототехника, телекоммуникации, производство суперкомпьютеров, лазеров, оптики и др., в которых СССР рискует сильно отстать от западных стран. В более узкой чисто военной сфере существует угроза, что «умное» тактическое оружие и системы обнаружения смогут нейтрализовать количественное преимущество России в военной технике: так, суперкомпьютеры смогут взломать коды, засечь местонахождение подводных лодок, способствуя быстрой смене дислокации, и, наконец, что не менее важно, смогут защитить американские ядерные базы (как предполагала предложенная президентом Рейганом программа «звездных войн»); в то же время современные радары, лазеры и системы наведения позволят западной авиации, артиллерии и ракетным войскам безнаказанно обнаруживать и уничтожать вражеские танки и самолеты, — что регулярно проделывает Израиль с сирийскими (сделанными в СССР) ракетными комплексами. Чтобы идти в ногу с современными технологиями, в оборонную отрасль страны требуется постоянно вовлекать все больше инженерных и научных ресурсов{1147}.

Проблемы гражданского сектора в экономике еще серьезнее. Если учитывать ограничения, налагаемые классическими «факторами производства», такими как трудовые ресурсы и капиталовложения, то развитие новых технологий справедливо считается насущно необходимым для увеличения производительности российской экономики. Приведем лишь один пример: использование промышленных компьютеров способно многократно уменьшить потери в разведке, разработке и распределении энергоресурсов. Однако внедрение новых технологий требует не только значительных вложений (и где их брать?), но и не согласуется с закрытой, бюрократической и централизованной советской системой. Компьютеры, электронная обработка документов и телекоммуникации, будучи наукоемкими сферами, лучше всего развиваются в обществах, где население технологически подковано, где поощряется свобода эксперимента и существуют максимально широкие возможности для обмена знаниями и идеями.

В Калифорнии и Японии это работает, но в России создает угрозу государственной монополии на информацию. Если даже сегодня самые титулованные ученые и исследователи не могут получить личный доступ к копировальным аппаратам (за которыми пристально следит КГБ), трудно представить, как страна двинется навстречу повсеместному использованию текстовых процессоров, интерактивных компьютерных технологий, электронной почты и т. п. без значительного ослабления полицейского контроля и цензуры{1148}. Аналогичным образом намерения режима «модернизировать» сельское хозяйство и готовность выделять для этих целей дополнительные материальные и человеческие ресурсы наталкиваются на препятствия в виде негибкой экономической структуры и политической идеологии.

В сравнении с этим растущая зависимость СССР от импорта технологий и оборудования, либо честно приобретенных, либо украденных на Западе, проблема менее фундаментальная, хотя и серьезная. Уровень промышленного и научного шпионажа (и в военных, и в производственных целях) не поддается оценке, но представляется еще одним признаком беспокойства России по поводу ее отставания{1149}. Регулярный импорт западных технологий (и продукции восточноевропейских производителей) в обмен на сырье — традиционный способ «ликвидировать разрыв»: это делалось в период с 1890 по 1914 год, а затем и в 1920-е. В этом смысле изменилось лишь то, что закупать стали более современные товары: оборудование для нефтедобычи, катаную сталь, трубы, компьютеры, станки, оборудование для химической промышленности и производства пластмасс и т. д. Куда сильнее советских функционеров беспокоит становящийся очевидным факт, что импортированные технологии требуют более длительной настройки и используются с гораздо меньшей эффективностью, чем на Западе{1150}. Вторая проблема — поиск твердой валюты для приобретения технологий. Традиционно она решалась за счет импорта промышленных товаров из стран СЭВ (что позволяло избежать расходов твердой валюты), но производимые там изделия в последнее время значительно уступают по качеству западным, даже если их до сих пор приходится закупать, чтобы не допустить коллапса восточноевропейских экономик{1151}. И несмотря на то что обычно Россия расплачивалась за большую часть импортируемых с Запада товаров посредством бартера или прямых продаж излишков нефти, ее перспективы (а равно и Восточной Европы) становятся все менее радужными из-за колебаний цен на нефть, собственных растущих потребностей в энергоресурсах и общего изменения условий торговли сырьем в результате усложнения технологических процессов{1152}. В то время пока российские доходы от нефти и прочих ресурсов (исключая, может быть, природный газ) сокращаются, затраты на широкий ассортимент импортируемых товаров остаются высокими — что, вероятно, негативно сказывается на инвестиционных возможностях.

Третья важная причина для беспокойства по поводу перспектив будущего роста российской экономики относится к сфере демографии. Тут положение столь плачевное, что один исследователь начал работу под названием «Население и трудовые ресурсы» с такого вот прямолинейного заявления:

Несмотря на то что все перечисленные обстоятельства весьма серьезны и взаимосвязаны, наихудшими тенденциями являются устойчивое сокращение ожидаемой продолжительности жизни вкупе с ростом детской смертности, начавшиеся в семидесятых годах или даже раньше. Ввиду медленного ухудшения качества больничного и амбулаторного лечения, низкого уровня санитарии и дезинфекции и повсеместного алкоголизма, в Советском Союзе необычайно вырос показатель смертности, особенно среди мужского работающего населения: «Сегодня среднестатистический советский человек может рассчитывать дожить до шестидесяти лет, что на шесть лет меньше, чем в середине 1960-х годов»{1154}. Таким же пугающим выглядит скачок детской смертности (СССР — единственная промышленно развитая страна, где такое произошло); этот показатель в СССР втрое выше американского, несмотря на огромное число врачей. При том, что население СССР вымирает быстрее, чем раньше, показатели его рождаемости резко снижаются. Предположительно по причине урбанизации, большей вовлеченности женщин в ряды работающего населения, дурных жилищных условий и прочих сдерживающих факторов примерный совокупный уровень рождаемости стабильно уменьшается, в особенности среди русского населения. Результат всех перечисленных тенденций — отсутствие ощутимого роста русского мужского населения страны.