Это, в свою очередь, требует от русских значительно больших инвестиций в передовые технологии, касающиеся лазеров, оптики, суперкомпьютеров, систем наведения и навигации. Иначе говоря, как выразился представитель СССР, возникнет «совершенно новая гонка вооружений на гораздо более высоком технологическом уровне»{1171}. Судя по сделанным в 1984 году предостережениям маршала Огаркова (тогда начальника штаба) о страшных последствиях отставания России от Запада в военных технологиях, Красная армия отнюдь не уверена в своей способности выиграть такого рода гонку.

С другой стороны, существует потенциальная демографическая угроза традиционному количественному превосходству России в человеческих ресурсах. Как отмечалось выше, это следствие двух тенденций: общего спада рождаемости и возрастающей доли нерусских регионов в показателе рождаемости. Это не только осложняет распределение человеческих ресурсов между сельским хозяйством и промышленностью, но и поднимает еще более долгосрочную проблему военного призыва. Каждый год, округленно, требуется призывать 1,3–1,5 млн. мужчин из 2,1 млн. годных к воинской службе, однако среди них все большей становится доля юношей из Средней Азии, которые плохо говорят по-русски, имеют несравнимо более скудные знания в области механики (и тем более электроники) и порой находятся под сильным воздействием ислама. Все исследования этнического состава советских вооруженных сил показывают, что офицеры и сержанты в них преимущественно славянского происхождения, также почти исключительно славянскими являются ракетные войска, ВВС, ВМФ и войска технического обеспечения{1172}. То же самое, естественно, можно сказать и о дивизиях категории I (первого класса) Красной армии. В отличие от них, дивизии категорий II и (особенно) III, а также большинство обслуживающих и транспортных соединений укомплектованы неславянскими кадрами, что поднимает интересный вопрос об эффективности этих дивизий «второго эшелона» в случае неядерной войны против НАТО, если дивизиям категории I потребуются значительные подкрепления. Наклеивание ярлыков, которым занимаются многие западные комментаторы, называющие этот уклон «расистским» и (великорусско-) «националистским», не столь существенно, как тот факт, что значительная часть солдат считается Генеральным штабом ненадежной и неэффективной, и это, по-видимому, справедливая оценка, опирающаяся, кроме прочего, на рапорты об исламских фундаменталистах в южной части России и замешательстве, которое началось в соответствующих войсках из-за вторжения в Афганистан.

Другими словами, подобно Австро-Венгерской империи или даже царистской Российской империи восемьдесят лет назад, в СССР перед руководством, несмотря на марксистскую идеологию, встал «национальный вопрос»{1173}. Конечно, контролирующие органы страны сейчас гораздо сильнее, чем до 1914 года, и следует, наверное, со здоровым скептицизмом относиться к заявлениям о том, что, например, Украина является очагом недовольства{1174}. Тем не менее давние воспоминания о том, как украинцы приветствовали немецких захватчиков в 1941 году, сообщения о волнениях в Прибалтике, грозные (и успешные) протесты в Грузии из-за предпринятой в 1978 году попытки сделать русский язык государственным языком республики и — возможно, в первую очередь — сосредоточение вблизи советско-китайской границы миллионов казахов и уйгуров, а также наличие 48 млн. мусульман к северу от нестабильных границ с Турцией, Ираном и Афганистаном не дают покоя советскому руководству и усиливают его страхи. В частности, они заставляют все сильнее беспокоиться о том, куда направлять сокращающиеся ряды «надежных» славянских молодых людей. Следует ли использовать их в вооруженных силах — в дивизиях категории I и других престижных войсках, даже несмотря на то что промышленность и сельское хозяйство все больше страдают от нехватки умелых рабочих рук? Или же придется согласиться с тем, что Красную армию будут пополнять неславянские мужчины, и тем самым высвободить русских и других славян для гражданских нужд, но одновременно снизить военную эффективность?{1175} Поскольку Советы традиционно превыше всего ставят безопасность, то, вероятно, возобладает первый вариант, однако это вовсе не решает дилемму, а лишь отражает выбор между меньшим и большим злом.

При том, что членов Политбюро сильно беспокоят экономические компоненты так называемого «соотношения сил»{1176}, их не слишком вдохновляют и сугубо военные аспекты быстро меняющегося глобального баланса. Сколь бы внушительной и грозной советская военная машина ни казалась сторонним наблюдателям, ее мощь следует соизмерять с теми стратегическими задачами, которые могут быть поставлены перед вооруженными силами страны.

Начиная такое упражнение, полезно отделить понятие конвенциональной войны от войны с применением ядерного оружия. По очевидным причинам главной составляющей военного баланса, привлекающей наиболее пристальное внимание и вызывающей самое сильное беспокойство, является арсенал стратегического ядерного оружия великих держав, особенно США и СССР, способных уничтожить земной шар. Для справки нелишне привести здесь «подсчет» их стратегических ядерных боеголовок, сделанный Международным институтом стратегических исследований (см. табл. 47).

Таблица 47.

Расчетное количество стратегических ядерных боеголовок{1177}

США СССР Межконтинентальные баллистические ракеты 2118 6420 Баллистические ракеты подводных лодок 5536 2787 Боеголовки на самолетах 2520 680 Всего 10174 9987

Как именно реагировать на эти цифры, зависит от личного интереса. Те, кого волнуют только сами цифры или их возможная неправильная интерпретация, смогут сопоставить представленные данные и вспомнить о том факте, что обе сверхдержавы имеют также крупные арсеналы тактического ядерного оружия{1178}. С точки зрения очень многих неофициальных комментаторов и широкой публики, сам по себе запас и разрушительный потенциал ядерных вооружений США и СССР свидетельствует о некой политической неполноценности или психическом расстройстве, которые угрожают жизни всей планеты, и потому должен быть упразднен или сильно сокращен как можно скорее{1179}. С другой стороны, есть целый ряд комментаторов (в научно-исследовательских центрах и университетах, а также министерствах обороны), принявших возможность реального применения ядерного оружия в рамках национальной стратегии и направляющих свою интеллектуальную энергию на активное изучение соответствующих систем вооружения, стратегий эскалации и военных игр, плюсов и минусов ограничений вооружений и верификации соглашений, «массы боевых частей», «площади поражения» и «эквивалентной мощности в мегатоннах», политики целеуказания и сценариев «второго удара»{1180}.