Вероятные последствия сложившейся ситуации уже какое-то время беспокоят советское правительство, и, очевидно, именно они стоят за пропагандой многодетной семьи, ужесточением мер по борьбе с алкоголизмом и поощрением работающих пенсионеров. Во-первых, страна совершенно определенно нуждается в росте расходов на здравоохранение и социальные гарантии, в особенности с увеличением численности пенсионеров; в этом плане (кроме уровня смертности) СССР не отличается от любой другой промышленно развитой страны, но здесь опять-таки возникает вопрос о бюджетных приоритетах. Во-вторых, советской промышленности и вооруженным силам угрожает катастрофическое падение темпов прироста трудовых ресурсов: согласно прогнозам, с 1980 по 1990 год чистый прирост рабочей силы составит «лишь 5,99 млн. человек, тогда как за предыдущее десятилетие ожидаемый прирост составлял 24,217 млн»{1155}. К военным проблемам мы вернемся позже, сейчас же скажем, что эта тенденция заставляет вспомнить, что рост промышленного производства в Советском Союзе, наблюдавшийся в 1950–1970-х годах, в значительной мере объяснялся скорее приростом работающего населения, нежели повышением эффективности; впредь же экономическое развитие не может основываться на бурном росте числа трудящихся в производстве. Существенным образом этот вопрос можно было бы решить привлечением здоровых мужчин из сельского хозяйства, но это проблематично, поскольку подавляющая часть молодежи в славянских регионах уже перебралась в города, тогда как имеющийся избыток сельских жителей в неславянских регионах задействовать непросто, ведь они хуже образованны, часто с трудом говорят по-русски и их обучение ремеслу потребует немалых вложений. Это приводит нас, наконец, к последней из тенденций, вызывающих обеспокоенность у московских властей: поскольку уровень рождаемости в среднеазиатских республиках, например в Узбекистане, в три раза выше этого показателя в республиках со славянским и прибалтийским населением, грядет мощный популяционный сдвиг. В результате этого сдвига доля русского населения страны, составлявшая в 1980 году 52%, к 2000 году снизится до 48%{1156} Впервые в истории СССР русские перестанут быть большинством.

Кому-то приведенный список трудностей может показаться чересчур мрачным. Советский военно-промышленный комплекс производит внушительное впечатление и постоянно модернизируется ввиду ускорения гонки вооружений{1157}. Один историк (надо сказать, еще в 1981 году){1158} утверждал, что сложившуюся ситуацию нельзя рассматривать исключительно в негативном свете, особенно если учитывать экономические достижения Советского Союза за последние полвека и тот факт, что западные обозреватели склонны преувеличивать достижения СССР в один период, а недостатки — в другой. Тем не менее какое бы улучшение ни произошло в СССР со времен Ленина, упрямые факты говорят о том, что Запад ему догнать не удалось и, более того, разрыв в уровне жизни, похоже, только увеличивается начиная с последних лет правления Брежнева; по уровню доходов на душу населения и эффективности производства Страну Советов опередили Япония и некоторые другие азиатские государства, а замедление темпов роста, старение населения, климатические трудности, проблемы в энергетической и аграрной отраслях бросают темную тень на заявления и призывы советских лидеров.

Поэтому в данном контексте провозглашенное Горбачевым «ускорение социально-экономического развития страны — ключ ко всем нашим проблемам» становится более понятным. И тем не менее помимо естественных препятствий (вечная мерзлота и т. д.) остаются два основных политических барьера, мешающих осуществлению «качественного рывка» по образу китайского. Первый — положение партийных функционеров, бюрократов и других представителей элиты, которые пользуются широким спектром привилегий (в зависимости от ранга), позволяющих не ощущать трудностей советской жизни, и монополизировали власть и влияние. Децентрализация системы планирования и ценообразования, освобождение тружеников села от общественного контроля, предоставление директорам заводов большей свободы действий, поощрение индивидуальной инициативы вместо требования сохранять лояльность партии, закрытие устаревших предприятий, отказ от производства некачественной продукции и обеспечение гораздо большей свободы распространения информации будут рассматриваться ими как непосредственная угроза их нынешнему положению. Агитация, более гибкое планирование, увеличение вложений в тот или иной сектор и дисциплинарные кампании против алкоголизма или коррумпированных управленцев — это одно; однако все предлагаемые изменения, как подчеркивают советские лидеры, должны осуществляться «в рамках научного социализма» и без «сдвигов в сторону рыночной экономики или частного предпринимательства»{1159}. По словам гостя, недавно посетившего СССР, «Советскому Союзу нужны несовершенства, чтобы оставаться советским»{1160}. Если это действительно так, то все увещевания Горбачева о необходимости «глубинных преобразований» системы вряд ли сильно повлияют на долгосрочные показатели роста экономики.

Второй политический барьер связан с той весьма значительной долей ВНП, которую Советский Союз выделяет на оборону. Многих исследователей занимает вопрос о способах вычисления соответствующих данных и сопоставления их с аналогичными западными показателями; заявление ЦРУ от 1975 года о том, что рублевые цены советского вооружения вдвое превышают первоначальные оценки и что СССР предположительно расходует на оборону не 6–8, а 11–13% ВНП, привели к неверным истолкованиям{1161}. Однако точные цифры (возможно, неизвестные даже советским экономистам) не так важны, как тот факт, что, хотя с 1976 года наблюдается замедление роста расходов на вооружения, Кремль выделяет на эти нужды в два раза больше национального продукта, чем тратили США даже в период наращивания военной мощи администрацией Рейгана; а это значит, что советские вооруженные силы оттягивают огромную часть квалифицированных кадров, научного потенциала, оборудования и капиталовложений, которые могли бы пойти на развитие гражданской экономики. Отсюда не следует, что если, как гласят некоторые экономические прогнозы, СССР значительно сократит расходы на военные нужды, то уровень жизни резко поползет вверх, ведь осуществить быструю конверсию, скажем, производства танков Т–72 не получится{1162}. С другой стороны, если гонка вооружений и соперничество с НАТО до конца столетия приведут к тому, что к 2000 году доля советского ВНП, выделяемая на оборону, составит 14–17% или более, то военно-промышленный комплекс потребует еще больше машиностроительного, металлообрабатывающего и другого оборудования, подавляя другие отрасли. Однако, несмотря на убежденность экономистов в том, что это «создаст большую проблему для советских управленцев»{1163}, все признаки указывают на то, что расходы на оборону действительно будут увеличиваться быстрее, чем ВНП, что повлияет на благосостояние и потребление.