Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государь! Не удивлюсь я, если сочтете Вы, что я не историю своих переговоров Вам сообщаю, а сатиру на них. Не поверите Вы, что, хотя суммы, нам назначенные, определены, запрещают нам их использование разумное и предусмотрительное, которое нас от происшествий предохранит и уснастит университет возможностью будущего расширения, – использование, долженствующее обеспечить потомкам нашим богатства, в которых мы сами себе отказываем ныне, несмотря на страстное желание самого блестящего процветания нашему Университету. Не поверите Вы, говорю я, что запрещают нам использование этих сумм из страха, как бы мы русские университеты не опередили. Что же скажете Вы, Государь, когда узнаете, что благородный Новосильцев, коему обязан я почти всеми моими успехами, а наш бравый атлет Клингер – столькими победами, что именно Новосильцев нам препятствует?
Постиг я скрытые причины сего поведения, понял, что цель его в том заключалась, чтобы сходное преимущество обеспечить другим университетам, и тотчас предложил открыто то, что он как член Правления предложить не мог, и он меня поддержать не преминул. Но для этого пришлось бы переменить штатные суммы, университетам русским назначенные, быть может, даже отказаться от излюбленных идей, которые сии заведения погубят, пришлось бы признать, что авторы их уставов природу вещей не исследовали вполне.
Государь! Когда представит Вам граф Завадовский наш Устав, благоволите вспомнить о сем пункте, благоволите потребовать, чтобы министр параграф о пенсиях внес в том виде, в каком я просил. Тем самым услугу, и очень большую, окажете не только Дерптскому университету, но и всем университетам Империи. Тем самым подвигнете их добиваться изменений штатных сумм, а от сего последует ревизия чрезвычайно необходимая всего их устройства, испорченного духом лживым. Сей лживый дух есть истинный враг русских университетов, именно он превратит их в заведения посредственные, во всем уступающие университету Дерптскому; он есть червь, по вине которого не сделаются они великими, а трусливые предвидения, у них моими так называемыми амбициями и моими речами в пользу университета Дерптского вызванные, сбудутся. Знаете Вы, Государь, как я русской нации сочувствую. Когда бы не подвигали меня к тому правила мои, подтолкнуло бы сердце; ведь сия нация – Ваша. Но позвольте мне тихой местью насладиться и оставить их коснеть в заблуждении. Да принесут эти идеи пользу России и да не узнает она никогда о моей к тому причастности.
Министр и другой предмет представит на рассмотрение Вашего Величества, а именно толкование параграфа 16 в акте постановления, который дома, занимаемые профессорами, освобождает от военного постоя. Дерптский магистрат, который ни единой возможности не упустит, чтобы на нас гонения обрушить, обложил дома, где профессора живут, налогом взамен военного постоя, и министр это справедливым полагает, как будто можно взимать плату деньгами за повинность, какую натурой платить не должно. Позвольте мне, Государь, прибавить к сему замечанию, которое уже толкование параграфа 16 объясняет вполне, несколько слов о причинах, какие меня заставили при утверждении акта постановления об этом параграфе просить. Речь шла о том, чтобы для членов Университета добиться квартирной платы не столь огромной; если же военный постой налогом на дома заменят, разве платеж квартирных денег меньше станет? Известно мне, Государь, что всякая привилегия сама по себе есть несправедливость, учиняемая против коммуны. Но государство привилегии с умом раздает, если одновременно коммуне предоставляет заметные выгоды. Так вот, Государь, городу Дерпту Университет приносит выгоды неисчислимые, не только в сфере умственной, но и по части финансовой. Годовой оборот в 160 000 рублей по меньшей мере, оживление художеств и ремесел, почти вдвое возросшая квартирная плата – разве сих оснований недостаточно, чтобы дома 28 профессоров от военного постоя освободить? Благодаря университету все дома дерптские почти вдвое больше приносят дохода, чем прежде, а оплакивают потерю нескольких сотен рублей, какие за наши квартиры получать могли бы! Теперь, Государь, судите сами, будет ли несправедливо просить сию прерогативу распространить на других членов Университета, и позвольте мне сию просьбу повторить в отношении тех бедных людей, которые в том нуждаются куда больше профессоров, и пусть выучит магистрат дерптский на этом примере, что к другим придираться – значит самому себе вредить. Не нужно ничего в акте постановления менять, а только в параграф 14 Устава, который министр представит на утверждение Вашего Величества, уточнения внести.
Государь, когда бы желал я уподобиться тем, кто Дерптскому университету отказывает в устройстве, какого он для себя добивается, мог бы Вам напомнить, что все особы, в других университетах российских служащие, квартиры имеют бесплатные[313]. Так дело обстоит в Вильне и Москве; в Харькове строят на сей предмет огромные здания, и денег на это хватает. Только мы в Дерпте этой прерогативы лишены, что приводит к лишнему расходу в 5 или 6 сотен рублей, и это в Дерпте, где жизнь и без того очень дорогая.
Говоря по-простому, я, Государь, рискую на себя Вашу немилость навлечь, утомляя Вас рассказом о вещах очевидных. Но на что мне Ваша милость, если она мне такого права не дает? Утаить от Вас истины, какие я поведать обязан, использовать доверие, каким Вы меня почтили, ради личной моей выгоды, значило бы подло предать интересы человечества, каким я служу и по призванию, и по должности. Нет, Государь, клянусь Вам, милостям Вашим меня не развратить.
22. Г. Ф. Паррот – Александру I
Санкт-Петербург, 14 июля 1803 г.[314]
Государь!
Принужден я наконец, как ни стремился к обратному, воззвать к авторитету Вашего Величества в споре между общественным благом и графом Завадовским. Не пренебрег я ни одним средством, для того годным, чтобы министра возвратить на путь истинный; полагал, что во многом преуспел. Идя на уступки друг другу, Главное правление училищ, министр и я пришли в конце концов к согласию по каждому параграфу Устава Дерптского университета, которые определяют его внутреннее устройство и развитие до той поры, когда опыт покажет изъяны, подлежащие исправлению[315]. Все получило, казалось, одобрение министра, и я радовался, что его поддержкой заручился. Исправил он собственноручно вторую часть сего труда, а теперь не желает под ним свою подпись поставить в знак согласия с его содержанием, дабы можно было сей документ представить на одобрение Вашего Величества. Цель министра в том состоит, чтобы вывести меня из терпения,