Бросьте ныне взгляд на историю наших сношений. Могу я об этом взгляде просить с безмятежностью, для меня сладостной. Когда узнал я Человека любящего, которому мужчины льстят, которого женщины красивым находят, сказал сам себе: желает природа из него сделать героя добродетели. Мужчины, женщины и обстоятельства развратить его постараются. Но поклялся я Небом, поклялся добродетелью, которую еще больше, чем Вас, люблю, что либо мужчин, женщин и обстоятельства одолею, либо погибну.

Предвижу вопросы, какие Вы мне задать можете. Заранее на них отвечать не стану, но будьте уверены, что найдется на каждый из них правдивый ответ в моем сердце. Обязан я уехать не позже воскресенья. Уделите мне до этого час времени Вашего, дабы подписать трактаты, добродетелью нам продиктованные, и с Вами о здоровье Вашем поговорить. Примите заранее в расчет нынешний мой образ жизни. Я профессор дерптский и хочу им оставаться вечно. Одно лишь обстоятельство может меня заставить от сего призвания отказаться, и оно Вам известно. Тогда пренебрегу предрассудками, какие эта перемена пробудит, с той же легкостью, с какой опасности с Вами разделю[305].

Если содержание письма этого меня в Ваших глазах уронит, сожгите его, пепла не сохраняя[306], и забудьте навсегда

Паррота>[307]

Обязан я уехать не позже воскресенья. Еще час Вашего времени. Добродетель, священная любовь к человеку внушит нам те трактаты, какие нам заключить следует. Клянусь тебе той самой добродетелью, которую люблю еще больше, чем тебя, что нашим обязательствам верность сохраню.

В сем письме отдаюсь я без остатка моему чувству. Назвать ли его энтузиазмом? А коли так, осудите ли Вы меня, Государь? Если постигнет нас обоих такое несчастье, сожгите мое письмо, пепла не сохраняя, и забудьте навсегда

Паррота.

P. S.

Чтобы предметы посторонние к главному не примешивать, позвольте мне Вам напомнить предметы вчерашние, о которых можете Вы позабыть из-за множества других. Подарок молодому Унгерн-Штернбергу. Публичное изъявление почтения Сиверсу. Состояние школ в четырех наших губерниях[308]. Проект, касающийся русских университетов. Под конец позвольте напомнить об обещании Вашем касательно Вашего портрета[309]. Кюгельгена в Ревеле пристыдил я за недостаток терпения. Готов он воротиться, если будет знать, что пользу принесет. Государь! Надобно долги платить во что бы то ни стало.

Приложение

Записка об учреждении университетов в России[310]

Цель заключается в том, чтобы даровать русской нации университеты истинно национальные. Должно просвещение наконец местным сделаться. Для этого надобно воспитать множество людей образованных, которым можно обучение нации доверить, не прибегая к помощи иноземцев. Но первую группу именно иноземцы образовать должны.

Посему надобно отложить на шесть лет официальное открытие университетов, но деньги им сразу выделить и на это дело употребить. Даст это великое преимущество: не торопясь приготовить все необходимое, здания, коллекции, институты, а главное, студентов.

Чтобы составить корпорацию профессоров, выбрать надобно по всей территории Империи для каждого нового университета сотню юношей как можно более образованных и отправить их учиться в университеты германские под надзором Директора, который их нужды удовлетворять будет согласно правилам, ниже исчисленным. Юноши, за границу отправленные, будут особливо рекомендованы попечению этих университетов, познания же от сих юношей требуются обыкновенные филологические, и не более.

На первом году изучают они язык немецкий (без которого и в дальнейшем обойтись не смогут) и совершенствуют познание языков древних. На втором году могут уже слушать на философском факультете лекции по математике, естественной истории и проч.; в течение этого года продолжают учить немецкий, чтобы на третьем году самые трудные лекции наверняка понимать до конца и ничего не упустить. Опыт показывает, что русскому обыкновенно меньше времени нужно, чтобы иностранный язык выучить.

На третьем и четвертом году изучают они все науки без исключения в том порядке, какой им университетские профессора предпишут.

На исходе четвертого года Университет (но не Директор), где за это время узнали юношей вполне, устроит строгий генеральный экзамен и выберет из сотни тридцать самых способных, которые смогут места профессорские занять в русских университетах. Остальных на родину отправят преподавать в гимназиях и уездных училищах, таким образом, каждый новый университетский округ получит семьдесят учителей превосходно образованных.

Тридцать лучших проведут пятый год в том же университете, где предыдущие четыре года учились, а на шестом году перейдут в один или несколько других университетов, где получат степени академические <те, кто был в Гёттингене, отправятся в Йену, те, кто в Йене учился, переберутся в Гёттинген>. Для того сие задумано, чтобы посредством обучения в разных университетах дать им образование более совершенное, а между университетами возбудить нечто вроде соревнования. По прошествии шести лет новоиспеченные профессора возвращаются на родину и занимают места в новых университетах, причем дело поставлено так, чтобы они со всеми прочими смешивались и не сообщали русским университетам дух того или иного университета немецкого. Университетам, где студенты обучались, Его Величество присуждает вознаграждения почетные и прибыльные.

За время обучения студентов не все годовые суммы, выделяемые новым университетам русским, потрачены будут. Остаток пойдет на постройку зданий, на создание библиотек, коллекций и институтов необходимых, так что молодые профессора по возвращении домой найдут заведения, в полном порядке содержащиеся, и студентов, которые в течение двух лет готовились лекции слушать.

В обязанности директора каждой сотни студентов входит попечение об условиях их содержания, об их нравственности и усердии, а для сего время от времени устройство испытаний. Не станет он студентов на квартиры определять и кормить самолично, но будет им раз в квартал выдавать денежные суммы, нижеследующим штатом определенные, дабы ничем не отличались они от студентов иностранных, рядом с которыми им жить придется.

Штатная сумма этого предприятия

21. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург, между 7 и 13 июля 1803 г.][311]

Государь!

В мыслях снова с возлюбленным моим Благодетелем беседую. Нуждаюсь в утешении, ибо в переговорах своих встречаю сплошь противоречия и проволочки. Быть может, неправ, когда в других предполагаю часть того огня, какой меня сжигает. Но когда же добро восторжествует?

После стольких споров остается пункт, относительно коего не могу я положиться на суд Главного правления, не изменив долгу своему, а именно вопрос о 10 000 рублях на пенсии. Сперва, хотя и нашли, что дело это хорошее само по себе, мне в просьбе отказали исключительно потому, что требовалось сыскать недостающие 6000 рублей для Училищной комиссии Дерптского округа[312]. Когда Ваше Величество нашли, что несправедливо нас обременять этими