– Понимаем, мистер Смег. Можете на нас положиться.

– Я полагаюсь на вас, – сказал Смег. Пусть они анализируют это высказывание… после того, как мы уедем. Он не уставал мысленно благодарить бога слоринов за то, что тот подсказал ему поменяться местами с Риком. Один неверный шаг, и могла случиться катастрофа. Коротко кивнув Пейнтеру, он зашагал к машине и сел на заднее сиденье рядом с Пзилимином.

– Поехали, Рик.

Они развернулись и поехали по направлению к столице штата. Рик инстинктивно вдавил в пол педаль газа, разогнав машину до предельной скорости на грунтовой дороге. Не оборачиваясь, он сказал:

– Папа, ты так здорово разрулил эту ситуацию. Мы сейчас поедем в гараж?

– Мы исчезнем при первой возможности, – ответил Смег.

– Исчезнем? – спросил Пзилимин.

– Мы окуклимся, все, и перейдем в новые ниши.

– Почему? – спросил Рик.

– Не спорьте со мной! Этот городок – совсем не то, чем он кажется.

Пзилимин удивленно уставился на Смега:

– Но ты же сказал, что нам надо найти их детей и…

– Ради их блага мне пришлось разыграть полного идиота. Подозреваю, что они уже давно сами нашли своих детей. Быстрее, Рик.

– Я и так еду быстро, папа.

– Собственно, это неважно. Они не станут нас преследовать.

Он снял шляпу и потер виски в том месте, где тулья давила на голову.

– Я не уверен в этом, – продолжил Смег, – но уж слишком легко они отдали нам Пзилимина. Я подозреваю, что это они источник нашего несчастья, это они оставили нас без корабля.

– Но почему тогда они просто не ликвидировали Пзилимина и…

– Почему Пзилимин просто не ликвидировал тех, кто нападал на него? – вопросом на вопрос ответил Смег. – Насилие порождает насилие, Рик. Это урок, который хорошо усвоили многие мыслящие существа. У них были веские причины повести себя именно так.

– Что мы будем делать? – спросил Рик.

– Мы, как лисы, спрячемся в норы, Рик. Мы проявим предельную осторожность и разберемся в ситуации. Вот что мы будем делать.

– Они знают об этом… они, там?

– На самом деле, должны знать. Это будет очень интересно.

Пейнтер взглядом следил за удаляющейся машиной до тех пор, пока она не скрылась из вида.

К нему подошел высокий, толстый человек, встал рядом.

– Ну что, Джош, это сработало.

– Я же говорил, – ответил Пейнтер. – Я же знал, что слорины успели умыкнуть вторую капсулу, когда мы забрали их корабль.

К ним подошла молодая блондинка и сказала:

– Мой папа самый умный.

– Теперь послушай меня, ты, Бартон Мэри, – сказал Пейнтер. – Когда ты в следующий раз найдешь в поле маленький шарик, оставь его на месте и не трогай, слышишь меня?

– Откуда я знала, что он окажется таким мощным? – спросила она.

– В том-то и дело! – вспылил Пейнтер. – Никогда ничего не знаешь наперед. Поэтому не надо трогать неизвестные вещи. Это ты сделала его мощным, расшевелив его энергию. Слорины совсем не сильные, если их не разжечь, понятно?

– Да, папа.

– Черт возьми, мы терпели его пять лет, – сказал толстяк. – Думаю, что еще год я бы не выдержал. Он с каждым днем становился все хуже.

– С ними всегда так, – сказал Пейнтер.

– А что это за Смег? – спросил толстяк.

– Это слоринский мудрец, – сказал Пейнтер. – В его имени семь слогов, если я правильно услышал.

– Думаешь, он что-то заподозрил?

– Конечно, заподозрил.

– Что будем делать?

– То, что мы делаем всегда. Мы взяли их корабль. Теперь мы на некоторое время улетим отсюда.

– Только не это! – простонал толстяк. – Опять снова здорово!

Пейнтер похлопал толстяка по животу.

– Что ты ноешь, Джим? Когда тебе понадобилось, ты же поменялся телом с МакНабри. Такова жизнь. Меняешься, когда приспичит.

– Я только начал привыкать к этому месту.

Бартон Мэри топнула ножкой.

– Но это такое прекрасное тело!

– Есть и другие тела, детка, – сказал Пейнтер. – Такие же прекрасные.

– Как ты думаешь, сколько времени в нашем распоряжении? – спросил Джим.

– Думаю, у нас несколько месяцев. Что можно точно сказать о слоринах, так это то, что они осторожны. Они никогда не торопятся.

– Я не хочу никуда улетать, – капризно сказала Бартон Мэри.

– Это же не навсегда, детка, – сказал Пейнтер. – Когда они перестанут за нами охотиться, мы вернемся. Слорины сделают планету очень комфортной для обитания нашего вида. Именно поэтому мы их и терпим. Конечно, они уж слишком глупы. Они слишком упорно работают. Они даже строят корабли, за что мы должны быть им очень благодарны. Они могут внедряться только в бюрократические общества. Но это их беда, а не наша.

– Что ты сделал с правительственными ревизорами? – спросил Смег Пзилимина, ухватившись за поручень, когда машина въехала в особенно глубокую борозду.

– Я опросил их в кабинете с опущенными шторами, надев темные очки, – ответил Пзилимин, – и не пользовался облачным сознанием.

– Это счастье, – сказал Смег и облегченно вздохнул. Некоторое время он молчал, затем снова заговорил: – У меня в голове все время вертится одна поэма. Никак не отстает.

– Поэма, говоришь? – спросил Рик.

– Да, ее написал туземный остроумец. Кажется, его звали Джонатан Свифт. Я читал ее, когда начал изучать их литературу. Звучит это приблизительно так: «На каждую блоху найдутся кусающие ее более мелкие блохи; на этих находятся еще более мелкие; и так до бесконечности».

I

В Палосе, как всегда в это время года, стояла невыносимая жара. Машина Бытия сократила число своих операций и настроила системы охлаждения на максимум.

«Это время года называют жарким и унылым, – записала Машина. – Люди в такой сезон должны отдыхать и развлекаться…»

Вскоре после полудня она отметила, что на улице очень мало людей, если не считать туристов, на шеях которых висели высокочувствительные видеозаписывающие приборы. Туристы сильно потели.

Некоторые местные жители, которые в данный момент не зарабатывали на хлеб насущный, время от времени выглядывали из окон или стояли в тени козырьков в дверях своих домов. Казалось, все они плавают в густой горячей жиже под лимонадным небом.

Машина чутко воспринимала каждую особенность времени года и окружающей среды и теперь начала испускать потоки символов, которые открывали путь воображению и сознанию. Символов было много, они плыли наружу как серебристые ручейки, перенося идеи с одного времени-места в другое на большие отрезки бытия.