Он остановился рядом с ней, мертвые отхлынули от каменной глыбы на которой она лежала, оставив их вдвоем.

— Не скажешь ничего?

— Помоги мне сесть, меня ноги не слушаются, — попросила она, тоже сделав вид, что все в порядке.

— Это хлороформ, ты довольно долго проспала, мне пришлось уйти и оставить тебя одну. Вскоре должно пройти, — пообещал он.

Вэл кивнула, звучало, как извинение, но она бы не стала надеяться на это. Она протянула ему руку, и он помог ей подняться, без труда потянув ее вперед. Бросив быстрый взгляд на него, она не обнаружила на его поясе Аса. Значит легендариум где-то еще или же выпал пока тот волок ее сюда.

— Даже не спросишь ничего? — повторился он, явно ожидая какой-то более красочной реакции.

— Есть что-нибудь противорвотное? Меня мутит.

Он ничего не ответил на это, лишь только криво усмехнулся.

— Что ты хочешь, чтобы я у тебя спросила? По законам жанра — ты злодей, ты должен говорить, рассказать мне свою историю, что-то предложить, дать мне какой-то выбор, иначе я была бы уже мертва и не было бы этого разговора.

— Я не злодей, я жертва, такая же, как и ты, как все остальные.

Вэлиан обратила внимание на «все остальные», но развивать тему не стала. Если он оговорился случайно, то не станет продолжать тему, а если специально, то сейчас сам все расскажет. Откуда у антагонистов такая тяга к самолюбованию?

— Извини, конечно, но жертва сейчас я, а ты злодей. Мой друг, что предал меня, я не хотела верить, хотя догадки и факты были на лицо. Я и сейчас не верю, но стадо трупов вокруг меня, эта пещера и ты рядом — все говорит мне, что я наивная идеалистка. Я только не могу понять, зачем? Ты не безумен, я вижу искру разума. Расскажешь мне?

Вэл еще раз посмотрела на него, затем отдернула юбки платья, стесняться ей было особо нечего, высокие сапоги, плотные легинсы — она и в самом деле знала, что что-то случится, но пока выхода из ситуации не видела. Единственное, что ей сейчас остается — это разговор, попытка потянуть время, если только флам сможет добраться до драконов, или она придет в себя и сможет сделать хоть что-то.

— Ты наивная идеалистка — ты права. Ты даже не задумалась, не связала два факта: собственное бессилие и мое неожиданное появление в таком же состоянии. Это было безумно — идти к тебе обратно, но я решился, ведь чем безумнее план, тем легче разбиваются доводы логики, все так и вышло, ты не заподозрила меня. Идея с небесным огнем чуть было не убила меня, нас, но дракон так кстати подвернулся, прикрыл не только тебя, но и всех остальных.

Он присел рядом, согнув в колене одну ногу, а другую так и оставил на земле. Вэлиан рассматривала его, обратив внимание на то, что в его коротко стриженных висках появились белые пряди.

— Ты так и не сказал, зачем?

— Ты знаешь. Я хочу, чтобы он поплатился за это.

— Он?

— Я говорю короле. Я хочу, чтобы он потерял все, смотрел на руины своей страны и даже больше — на труп своего сына.

— Я не понимаю, какие у тебя претензии к Эльсвандилу, когда он успел перебежать тебе дорогу? Ты не получил повышение? Твои родители не были обласканы вниманием или осыпаны почестями? Я чего-то не знаю, может быть, они гниют в тюрьме?

Он резко поднялся на ноги и прошелся туда-сюда, огибая камень и подойдя к ней, с другой стороны. Его лукс продолжал парить над его головой, словно нимб. Одни ангелы вокруг и ни одного с добрыми намерениями.

— Посмотри на меня!

Она смотрела на него, его глаза заволокла тьма, но не такая, как у драконов. Их глаза блестели, хоть и были злыми или сердитыми. Здесь же, у Дика, они исчезли, а на их месте заклубился черный туман, полностью скрывший белки его глаз. Зрелище то еще, но не ужасающее, а скорее увлекающее, гипнотизирующее своей необычностью.

— Страшно тебе?

Вэлиан покачала головой, все еще вглядываясь в его лицо. Она впервые видела такое.

— Нет.

— Это только говорит о том, что ты такая же, как и я, — проговорил он, продолжая нависать над ней.

— Может, объяснишь нормально, что с тобой? Зачем ты делаешь это? Ты хочешь отомстить Эльсвандилу за тьму, что сейчас в тебе. Где ты взял ее?

— Я ее не брал, она всегда была во мне, сколько я себя помню. Она шепчет, когда-то тихо, когда-то громко. Это сводит с ума. Лишь убив кого-то, она замолкает, но с каждым разом ей нужно все больше и больше, иначе просто невозможно.

Он закрыл глаза, опустив голову, и посмотрел себе под ноги.

— Разве это жизнь, Вэлиан? Мои родители вылечили меня от смерти, вернули силу, но какой ценой?.. Мои родители и много других эльфов, что испугались смерти, побоялись потерять свое величие и пошли на это. Кто-то понял свою ошибку слишком поздно, ты ведь помнишь те самоубийства ЛашЭны, БихэШи, тогда так и не нашли причин их поступка, не было предсмертных записок.

— Да, их наследники тоже не смогли дать объяснение их поведению.

— Вэл, эти наследники сами и уничтожили предсмертные послания. Их родители каялись в содеянном в своих последних словах к эту миру, на их несчастье, записки нашли их дети.

Вэлиан нахмурилась, вспоминая те давние и очень мутные истории. Они так и не получили большой огласки, в вестниках о них даже не упоминали. Еще бы! Кто-то из верхушки, из цвета и надежды нации покончил жизнь самоубийством. Как бы темные эльфы не относились к смерти, но они знали цену жизни. Вопросов было куда больше, чем ответов. Вэл тогда не было в стране, она тогда редко проводила время дома. Все в столице напоминало ей о Дэзгасе, она бежала от воспоминаний, заполняя свой мир новыми впечатлениями.

— Причем здесь король?

Дик стоял рядом, он выглядел дико уставшим и напряженным.

— А как ты думаешь: король все это время не знал об этом? Он может не знать, что делает трактирщик или портовый грузчик, но то, что происходит вокруг него, среди тех, кто составляет его свиту, он знает лучше, чем кто бы то ни было. Эта магия, все то, что творилось за закрытыми дверями каждого отдельного крейви, об этом не знал никто, но все происходило с молчаливого согласия Короля. Его маги, маги академии, он сам в конце концов — никто не почувствовал темной магии, ее отголосков?

Он наконец взглянул на нее.

— Все и всё знали, Вэлиан. Наоборот, они делали все, чтобы это не вышло за пределы страны. Придраться особо не к чему, и только твоя ситуация смазывает картинку идеального преступления. Вот почему он так беспокоится и не хочет отдавать тебя им.

— Какие у тебя доказательства? Пока, все твои слова — это только догадки. Не воображаешь же ты, что я поверю, что наследники покончивших жизнь самоубийством не признались во всем сыскарям, но признались тебе? О ком еще ты говоришь? Я вижу, что ты здесь один.

— Этому ты не веришь?