выразили свое мнение о рапорте или была ли у вас возможность сделать это?

Керенский. Нет. Я думаю, выступали только два человека, один из них — Некрасов; я же хранил молчание.

Председатель. А вы в тот день высказали то, что думали о нем (докладе)?

Керенский. Все мы говорили одно и то же: в военном разделе большинство предлагаемых пунктов были справедливые и приемлемые, однако форма — невозможна.

Председатель. Другой вопрос. В этом рапорте упоминалось ли подавление солдатских советов и комитетов в армии?

Керенский. Во втором рапорте — нет. Очевидно, ситуация настолько изменилась, что на другой день, накануне Московского совещания, военный раздел правительственной декларации был учтен Временным правительством, которое нашло возможным поставить вопрос о мерах в армии следующим образом: Временное правительство принимает суть первого рапорта Корнилова в моем представлении его. На Московском совещании мне выпала доля зачитать сформулированный мною рапорт Корнилова.

[Я помню это заседание Временного правительства накануне Московского совещания. На нем царило сильнейшее нервное напряжение. Только в то утро Кокошкин прислал письмо с просьбой об отставке, а заседание состоялось буквально через несколько часов после его отъезда в Москву. Когда речь зашла о том, что следует сказать об армии от имени целого правительства, было предложено, чтобы мы сначала заслушали рапорт главнокомандующего. По ходу чтения этого рапорта (первый, более воинствующий, но более приемлемый по существу, был без двух нелепых пунктов) шла весьма острая дискуссия. Тогда я выдвинул свой вариант пунктов программы, которые, по моему мнению, могли отвечать требованиям данного случая, — это были истинные намерения правительства, и в то же время они могли быть приемлемыми для Ставки и отвечать взглядам общественного мнения. Моя формула обеспечивала согласие министров (за исключением пункта, относящегося к смертной казни в тылу).

Вот суть решений, принятых Временным правительством 11 августа в отношении реформ в армии, какими они предстали перед Московским совещанием: «Опыт этих последних месяцев показал, что все, что было сделано случайно, иногда судорожно, порой без достаточного обдумывания, теперь требуется пересмотреть. Необходимо отрегулировать и права, и обязанности каждого человека, принадлежащего армии. То, что было сделано вначале, представляло собой поспешную и случайную структуру. Эта поспешность была неизбежна, иначе вся эта огромная масса материала развалилась бы на куски после падения деспотичной военной власти. Эта тенденция „разъединения“ была взята под контроль. А теперь подготовка к строительству предоставляет место настоящей конструкции. Все получат соответствующие места, и все будут знать свои права и обязанности… Будут учреждены комиссары, комитеты и дисциплинарные трибуналы; однако все примет форму, которая сейчас необходима армии. А мы, кто сейчас служит или раньше служил в армии, знаем, где можно провести черту и где та грань, за которой начинаются невозможное и беспорядок. Когда дойдет до предела, Временное правительство скажет: „Зашли далеко и не шагом далее“». А затем следовал уже процитированный пассаж о дисциплине.

Для того чтобы можно было понять, чем декларации Временного правительства отличались от «требований» генерала Корнилова, я процитирую отрывок из его речи, также произнесенной на Московском совещании, по поводу комитетов и комиссаров: «Я не отношусь враждебно к комитетам. Я работал с ними в качестве командующего 8-й армией и как командующий Юго-Западным фронтом. Но я прошу, чтобы их деятельность была ограничена экономическими интересами и внутренней жизнью армии, рамками, которые должны строго ограничиваться законом; они никоим образом не должны вмешиваться в сферу военных операций и избрания командующих офицеров. Я признаю, что в настоящий момент комиссары необходимы, однако этот институт будет эффективным, если персонал комитетов будет сочетать демократические взгляды с энергией и бесстрашием ответственности». Если мы примем во внимание то, что во время Московского совещания комитеты не имели законного права вмешиваться в вопросы операций на фронте, и сравним этот пассаж Корнилова с моей краткой формулой о комитетах и комиссарах, то станет очевидным, что разница между нами — только в тоне, а также в том, что Корнилов излагал вопрос в очень личной форме.

Вот что было опубликовано на тему Московского совещания от имени Савинкова 18 августа в газете «Известия», органе Центрального исполнительного комитета Советов: «Я могу утверждать, что остаюсь во главе администрации военного кабинета… и в соответствии с заявлением А. Ф. Керенского я снова могу работать в полном единстве с ним, чтобы осуществить эту программу, на которую он ссылается в разных абзацах своего обращения к Московскому совещанию и с которой я, так же как и главнокомандующий Корнилов, полностью согласен… Будет ошибкой думать (и вся информация, которая появилась в прессе по этому поводу, абсолютно ложная), что я предложил разделаться с солдатскими организациями. Ни я, ни генерал Корнилов не предлагали ничего подобного. И Керенский, и мы стоим за сохранение и укрепление солдатских организаций, однако с оговоркой, что они не имеют права изменять боевые приказы или вмешиваться в вопросы назначения и переводов командующих офицеров».

Насколько жизненно необходима была новая организация армии, систематически готовившаяся и энергично вводимая в жизнь военным министерством, станет очевидно, если мы сравним следующие факты. 28 июля Савинков от имени военного министра охарактеризовал новую ситуацию следующим образом: «С учреждением института комиссаров Верховное командование отвечает за военные операции, армейские организации (комитеты и т. д.), вверенные армейской администрацией (экономические дела и условия жизни), в то время как комиссары контролируют политическую жизнь в армии». На Московском совещании была зачитана декларация армейских комитетов, где помимо прочего говорилось, что «командующий корпус должен иметь свободу управлять военными операциями и действиями и иметь решающий голос в отношении военных приготовлений и обучения… Комиссары должны действовать как проводники революционной политики Временного правительства, представители воли революционного большинства в стране… Солдатские организации, являясь органами солдатского самоуправления, должны обладать правами и обязанностями, полностью закрепленными и подтвержденными законом». И наконец, следующие правила были опубликованы 30 марта 1918 года и приняты Советом народных комиссаров: «Солдатские комитеты должны выполнять только экономические функции; они лишаются права вмешиваться в вопросы службы или военных операций. Все политические вопросы должны решаться специально назначенными комиссарами, которые будут поддерживать контакт с комитетами». Очевидно, что вопросы, касающиеся операций на фронте, вновь будут в юрисдикции командующих офицеров, которые не будут больше назначаться путем выборов!

Таким образом, через кошмарный и безрассудный эксперимент Крыленко жалкие остатки армии вернулись к «контрреволюционному порядку корниловца Керенского»!]

Председатель. На Московском совещании вы предложили свой вариант всего корниловского рапорта, кроме вопроса о введении смертной казни в тылу?

Керенский. Да, за этим исключением, потому что на заседании Временного правительства 11 августа было принято решение в принципе признать возможность применения тех или