некоторых фактов, текст, продиктованный мною, был прочитан генералом Корниловым на совещании». Составляя речь, Филоненко, очевидно, был осведомлен об инструкциях, данных Временным правительством главнокомандующему, ибо его речь в основном согласовывалась с этими инструкциями. Поэтому все острые углы, такие как вопрос о смертной казни повсюду, а не только на фронте, были обойдены.]

Я забыл упомянуть, что, кажется, за день до его приезда в Москву Корнилов, уже знавший об отставке Савинкова, направил мне телеграмму с дороги, настаивая на сохранении Савинкова на службе. Затем я получил вторую телеграмму, в которой Корнилов заявлял, что присутствие Савинкова и Филоненко на Московском совещании имело бы чрезвычайно важное значение для него (Корнилова), поскольку они (Филоненко и Савинков) должны были поддерживать его требования или его речь — я забыл, как он точно выразился. Такого рода телеграмму я получил. Давайте примем менее категоричное выражение: «поддерживать его речь». Далее в телеграмме содержалось следующее мнение о Савинкове: хорошо известный человек, пользующийся огромным влиянием на демократию. Что-то в этом роде.

[Давая свои показания, я ошибся в одном пункте: была только одна телеграмма, упоминающая Савинкова. Вот она: «До меня дошли сведения, что <…> Савинков подал заявление об отставке. Я считаю своим долгом выразить мнение, что уход такого важного человека, как Борис Викторович (Савинков), из правительства плохо отразится на престиже правительства в стране, и особенно в этот серьезный текущий момент. Я считаю, что присутствие Савинкова и поддержка им моих взглядов необходимы в свете моей речи на Московском совещании 14 августа, потому эти взгляды имеют шанс быть единодушно принятыми, учитывая престиж большого революционного опыта Бориса Викторовича и авторитет, которым он пользуется среди широких народных масс…»]

Раупах. Позвольте мне возвратиться к вопросу о меморандуме. Был ли тот проект Корнилова представлен на рассмотрение Временному правительству с вашей подачи и вашей властью как военного министра или он был передан главнокомандующему от его имени?

Керенский. Меморандум был передан Корниловым от его имени.

Раупах. Новый проект, который обсуждался 10 августа?

Керенский. Мы (Некрасов, Терещенко и я) спросили Корнилова об этом вечером 10 августа, и он оставил меморандум правительству в своем первом варианте, от 3 августа.

Раупах. Он решил, что необходимо принести…

Председатель. Премьер-министр объяснил нам, что этот проект был новым и уже подписан.

Керенский. Подпись заместителя военного министра была поставлена на втором проекте, но последний не был зачитан перед Временным правительством.

Председатель. Этот второй проект не был прочитан?

Керенский. Этот второй проект не был принесен вовремя. А позже он исчез.

[Я помню, как был удивлен, когда на Московском совещании услышал, как Корнилов говорил, что представил свой рапорт Временному правительству, который был без колебаний подписан и Савинковым, и Филоненко. Я в недоумении услышал объявление, что этот проект, подкрепленный тремя подписями, был «представлен» Временному правительству, хотя то, что я читал с согласия генерала Корнилова на собрании Временного правительства 11 августа, было его первым меморандумом. Итак, лишь прочитав разговор на телетайпе Хьюгса между Филоненко и Гобечия, помощника комиссара Юго-Западного фронта, я узнал, что «генерал Корнилов после обсуждения общей ситуации (10 августа) уехал на вокзал и увез с собой рапорт; однако там Б. В. Савинков и я, решив, что такие важные вопросы нельзя решать в частной беседе между людьми, пусть даже занимающими ответственные посты, убедили генерала Корнилова отправить рапорт в конверте Временному правительству, что он и сделал». Однако этот «конверт» так до меня и не дошел. Этот случай представляет пример того, что у генерала Корнилова не хватало независимости в политических действиях.]

Возвращаясь в Московскому совещанию, я должен сказать, что единственное нарушение, — выходящее за пределы, коими он был ограничен, — допущенное Корниловым в его речи, касалось некой общей дискуссии о мерах, которые следовало принять в тылу. Он заметил, что в настоящее время не станет вдаваться в изучение мер, необходимых для реорганизации железнодорожного движения и промышленности.

Раупах. Он уклонился от этого вопроса?

Керенский. Мы оговорили в качестве особого условия, что он не будет упоминать железные дороги, поэтому он о них ничего не сказал.

Глава 2

Подготовка к восстанию и его начало

Параграф 11

Председатель. Стала ли информация относительно заговора доходить до вас непосредственно перед Московским совещанием или еще раньше? Разве доказательства не становились с каждым днем все больше и весомее?

Керенский. Да, все время.

Председатель. А было ли имя Корнилова упомянуто в связи с заговором?

Керенский. Имя Корнилова всплыло позже, незадолго до того, как события фактически произошли. В то время обычно появлялся офицер, которого я позднее перевел в департамент разведки. Он был немного шантажистом, однако часто посещал казачий совет (круг) и, очевидно, был хорошо информирован. Этот офицер должен был приехать и предупредить, так же как это сделал Львов, о том, что мне «грозит неминуемый крах» в связи с грядущими событиями, которые вот-вот должны были разразиться, а именно: захват власти конспираторами.

Раупах. Из партий правых или…

Керенский. Да, от правых. Несомненно, этот офицер был хорошо осведомлен, но я так и не смог разобраться, приходил ли он ко мне как разведчик или просто хотел предать других и заработать кое-что для себя. Для меня очевидно лишь одно — он был вполне au courant[13].

Председатель. А он в то время не упоминал имени Корнилова или кого-нибудь другого?

Керенский. Он не упоминал Корнилова, но назвал других, тесно связанных с последним, — Завойко и других, чьи имена я забыл, эти люди были приближенными Корнилова. Потом, как вы знаете, казачий полк был вызван в Москву на время Московского совещания…

Председатель. Это был 7-й Оренбургский казачий полк?

Керенский. Без ведома командующего Московским военным округом. В то время полк князя Долгорукого продвигался на Петроград из Финляндии, но был остановлен командующим полками, генералом Васильковским. В офицерских учебных заведениях распространялись различные слухи. Например, мы получили сообщение от московских кадетов о том, что офицер предупредил их, что во время Московского совещания будет объявлена диктатура. Я не знаю, каковы были результаты расследования по этому делу. Я не знаю, почему пришли в движение казачьи полки.

Председатель. Корнилов не знал. Наверное, это было сделано для поддержки какого-нибудь приказа.

Керенский. Возможно.

Председатель. Известно ли определенно, кто именно вызвал полк?

Керенский. Было подтверждено, что полк поспешно вызвали без ведома командующего Московским военным округом, Временного правительства и даже военного министра. Мы ничего не знали; у нас хватило времени лишь на то, чтобы остановить полк