– Мне нужно ещё раз посмотреть на фотографии Валери и Реми, которую транслировали в новостях. – Я лихорадочно соображала, стараясь зацепиться за что‑то вещественное и существенное. – Папка с делом… в сейфе…

– Не нужно. – Ама извлёк из внутреннего кармана плаща планшет, активировал его и, что‑то быстро тыкнув, протянул мне. – Листайте туда‑сюда.

Мне вспомнилось, как я также делала на телефоне Кураивы и как ещё тогда не уловила сходства между куклой и ребёнком на фотографии. Но сейчас сходство однозначно было…

– Скорее всего, Джун, твоё предположение насчёт замены ребёнка верное. Главный вопрос: куда делся настоящий Реми… – Отдавая планшет, я пристально всмотрелась в лицо Амы. – Ама, скажи, сколько процентов правды было в твоём рассказе о прошлом? Реми – это ведь твоё настоящее имя?

– Кураива Мохико не моя мать, не надейтесь. И вообще, Реми – дурацкое имя.

– Женщины тех лет с тобой бы поспорили, – Джун хмыкнул. – Тогда по телику шла популярная дорама, где главного героя звали Реми, и девушки всех возрастов просто сохли по нему! Эй, не надо на меня так смотреть! Мама и старшая сестра жутко фанатели по этому актёру, вот и всё.

Я покачала головой, улыбаясь, и снова вернула себе серьёзный настрой.

– Я знаю, кто твоя мама. И очень хотела бы с ней побеседовать.

– Это ещё зачем?

Даже если она не сдохла за всё это время, в чём я лично сомневаюсь, – Ама никогда ещё не говорил с такой желчью, – то наверняка смотрела лишь на деньги, но никак не на лицо женщины с куклой.

– Женщины с куклой? – Джун повторил фразу как человек, который явно не был уверен, правильно ли он всё расслышал. Вероятно, до него дошли ещё не все мои отчёты. Или не со всеми он успел детально ознакомиться.

– Она не сдохла, как ты выразился, а находится на очередном профилактическом лечении, и ты это прекрасно знаешь.

– А вы‑то откуда это знаете? – Ама устало потёр висок.

– У тебя, как и у Савады, есть лишний клык, а это генетическая наследственная особенность. Я решила проверить догадку и попросила у знакомых выписку из семейного реестра, ну и копнула чуть дальше…

– Так и знал, что не надо было вас целовать… – Ама отвёл взгляд в сторону, а Джун навострил уши, и удивительно, как не съязвил!

– А можно узнать, что за женщина с куклой и о чём вы вообще говорите?

В одной из закрытых беседок, куда мы всё‑таки переместились от холода и ветра, я кратко изложила известные данные, понимая, что лишняя голова не повредит. Дело и так с каждой секундой становилось всё запутаннее и запутаннее. После я дала слово Аме, который наконец‑то поведал свою историю как она есть.

– Моя мамаша переспала с каким‑то рок‑музыкантом и таскалась за ним по всей Японии. Жрачку ему готовила, шмотки стирала, едва не массаж ног делала… Только у него таких – толпы. И все угодить горазды. Мамаша надеялась, что ребёнок, то бишь я, поможет его окольцовать. Родила прямо во время гастролей. Но тот музыкант даже на порог её не пустил, от ребёнка отрёкся и пошёл дальше развлекаться с «кисулями». Мамаша в слезах‑соплях решила вернуться домой на попутках, поскольку все деньги давно истратила на «любовь всей жизни». Честно, не знаю, каким образом она не встряла ни в какую историю и почему не бросила меня ещё тогда. Возможно, в ней проснулся материнский инстинкт, хотя особой любви я не чувствовал от неё никогда. Но, в общем‑то, первые пять лет всё шло довольно хорошо. Дед принял блудную дочь, выделил комнату в квартире, устроил на какую‑никакую работу продавщицей в магазин.

Проблемы начались тогда, когда она встретила этого мерзкого типа – Риччи. Так он просил себя называть. Нескладный, в цветастой рубашке, с золотой цепью – бандюг бандюгом, шестёрка, но самомнения било через край. Не знаю уж, чем он купил мою мамашу, может, банальным вниманием, может, чем‑то напоминал того урода, который считается моим биологическим отцом… В общем, он стал частым гостем у нас дома и мамаша частенько сбегала с ним «погулять». А я оставался предоставлен сам себе, тогда‑то и готовить пришлось научиться – в пять лет‑то! Я пару раз чуть пальцы себе не отрезал и обжигался довольно серьёзно. Только выбора у меня не было. Риччи пытался меня задобрить, покупал дорогие игрушки. Но даже не старался запомнить, что мне нравятся рейнджеры, а не трансформеры. И, конечно, я и слова не мог сказать поперёк. «Дают – бери, бьют – беги», – вот и всё, чему он мог меня научить. А мамаша поддакивала.

Спустя пару месяцев мы переехали от деда к Риччи, в его грязную, полную хлама квартиру. Дед только головой качал, но не возражал – он вовсю занимался налаживанием своего бизнеса и нелегальные связи были ему на руку. Только вот и года не прошло, как на клан, к которому примыкал Риччи, случилась облава. Пришлось ему искать себе новое пристанище. И этот подонок не придумал ничего лучше, чем связаться с поставкой наркотиков. «Это хорошие деньги, крошка, заживём лучше прежнего!»

Зажили, конечно… Особенно когда мать пристрастилась к героину. Её уволили с работы за безалаберность и кражу в мелком размере, но от её постоянного присутствия дома лучше не становилось. Она перестала убираться, готовить. Постоянно смотрела телевизор, хохотала на весь дом и грызла чипсы. А на меня обращала внимание не больше, чем на таракана.

Ещё через год Риччи посадили и имущество конфисковали. Нас с матерью просто‑напросто вышвырнули на улицу. Дед куда‑то уехал, поэтому мамашин план вернуться к нему провалился. Устроились в картонной коробке рядом с другими бомжами в парке. Денег не было даже на хлеб, и я собирал еду по помойкам. Только мамаше нужна была доза, а не заплесневевшая дынная булочка. Как‑то сконтачившись с бомжами, она постепенно обменяла оставшиеся у неё украшения и даже вещи на пакетики с белым порошком. Это были дешёвые синтетические наркотики, мамаша от них зверела, вся изгибалась и вопила, как кошка, застрявшая в трубе. Я мог только беспомощно наблюдать за её приступами и ломкой и тщетно пытался спрятать наркотики, но она всегда их находила – и всё начиналось по кругу…

А дальше мамаша продала меня женщине с куклой, я встретил Сио, попал вместе с ней в приют. В этой части я вам не наврал, да и про своё нелёгкое детство, в целом, тоже… – Ама закурил и выпустил дым в потолок. Я пыталась