качестве вещдоков и для экспертизы. Весь рёкан и прилегающая к нему территория также будут подвергнуты досмотру. Извините, придётся потерпеть шумиху.

Шинья выставил руки вперёд, жестом обозначая «стоп». Это снова был влиятельный якудза, а не отец, пребывающий в растрёпанных чувствах.

– Главное, без журналистов. Не хочу освещения в прессе. И готов использовать все свои связи для предотвращения вмешательства в личную трагедию.

– Совсем без прессы не получится. Сенсация громкая. Будет повторный суд, на котором, вероятно, вам придётся давать показания. А там от проныр с камерами и микрофонами охраной и забором не отгородишься, – я допустила лёгкую иронию, чтобы чуть‑чуть разрядить обстановку.

– Это для вынесения приговора о смертной казни?

– Именно. Мы имеем дело с довольно аккуратным серийником, поэтому в целом улик не так много, но то, что он сотворил с вашим сыном в том числе, красноречивее любых слов показывает жестокость его деяний.

– Знаете, я чувствую себя странно… Я должен ненавидеть этого человека, ведь он убил моего мальчика вместе с другими, но видя перед собой этих кукол – не могу. Они такие красивые… – Шинья развернулся к куклам и вдруг коснулся щеки той, в которой увидел прообраз сына, предсказуемо вздрогнув. – Тёплая…

– Это жуть, облечённая в красоту, – Ама резко вмешался в наш диалог. – Если посмотрите на тела кукол и спуститесь вниз, перестанете обманываться. Они же как Франкенштейны. Мастерская вся залита кровью! Ах да, и познакомьтесь с Мэри Три.

– Ама, успокойся. – Я крепко сжала плечо своего спутника. – И не нагнетай. На сцену из хоррор‑фильма не походят ни куклы, ни мастерская. Это не значит, что я оправдываю Микаши Ори, или считаю его недо…

– Папа! Наш дорогой папочка! Мы тебя очень ценим и любим!

Я прикрыла глаза и мысленно представила мишень, в которую выпускаю стрелу. Мне помогло. Но Ама всё ещё болезненно и остро смотрел на кукол.

– Я просто не хочу, чтобы общество считало его гением и самородком, чтобы сочувствовали потере такого человека. А может, найдутся подражатели или последователи и пострадает ещё больше детей и родителей!

Мне подумалось о восемнадцати «образцах», о которых упоминал Микаши Ори, и о четырёх мальчиках, которых увела женщина с куклой. Для Амы вся эта история была слишком близка. Поэтому он и реагировал столь ярко.

– Преступления по подражанию сложно спрогнозировать и ещё сложнее как‑то на подобное повлиять. Внушение ненависти к преступнику – не выход. Наоборот, это обострит жажду «справедливости» у маниакальных личностей. – Мне вспомнился мой доклад на тему подражателей и механизмов, на них влияющих, когда я ещё была студенткой полицейской академии и ездила на различные конференции. – Идеальней всего преподносить факты сухо и нейтрально. Не уверена, насколько это жизнеспособно в современном мире, которому подавай хлеба и зрелищ. Реальней всего устроить закрытое слушание.

– Я займусь этим, – Шинья сцепил пальцы и окинул кукол внимательным грустным взглядом.

И уж в чём в чём, а в твёрдости его слов и намерений сомневаться не приходилось. По крайней мере, до момента, пока на горизонте вновь не возникла Кураива Мохико, та, благодаря которой я и возобновила давнее дело…

7. А был ли мальчик?

На территории якудзы мы с Амой задержались ещё на несколько дней, пока давали показания и делились собранными сведениями с местной полицией, пока ждали результата экспертизы, пока принимали участие в церемонии похорон… Родители и родственники других детей приезжали сюда, чтобы проститься со своей плотью и кровью, от которой остались лишь кожа да волосы, но кукол, к счастью, уже увезли: я зареклась ещё раз сталкиваться с этими не живыми и не мёртвыми сосудами. Рентгеновское сканирование показало, что внутри каждой куклы анатомически правильно располагались искусственные органы. Открытие в равной степени пугало и восхищало.

С Кураивой Мохико у нас состоялся короткий, но любопытный разговор в чайном домике. Он также располагался на территории якудза и, окруженный садом, был идеальным местом для приватных бесед. В полумраке мы сидели за низким столиком и заваривали друг для друга чай.

– Знаете, я до последнего надеялась на лучшее… – Кураива потупила взгляд, сжимая чашку в почти что паучьих пальцах. Казалось, она ещё больше схуднула с нашей последней встречи около месяца назад. При этом она по‑прежнему была с небрежным хвостом и в безупречном отглаженном костюме, словно только‑только прибежала с собеседования. – Мой Реми, он ведь долго болел. Но потом исцелился! Только и года не прошло, как его похитили…

– Поэтому вы верили, что он жив?

– Да! Я и помыслить не могла, насколько жестокой окажется судьба… – Кураива помотала головой и поджала губы. – Боги словно смеются надо мной…

– Почему? – я осторожно отпила матчу и посмаковала чуть горьковатый флёр порошкового чая.

– Это ведь я помогала с продажей рёкана!..

– Что? Вы риэлтор? – я вскинулась, за секунду осознавая, что поторопилась считать дело закрытым.

– Да. Этот юноша, Таяно Изуму, казался таким несчастным, когда обратился за помощью, что моё сердце дрогнуло. Тем более я видела в нём Реми…

– Реми навеки запечатлён в Валери, – только и смогла механически сказать я.

– Я так и подумала. Спасибо, Рензо Торияма‑сан. – Кураива поклонилась, едва не стукнувшись лбом об стол. – В благодарность я нарисовала вас и вашего помощника, пока все ждали начала прощальной церемонии… Надеюсь, вы простите мне мою дерзость.

– Конечно… – я пролепетала, наблюдая, как она достаёт из сумки для документов папку‑уголок. – Спасибо!

Пока я мельком разглядывала рисунки, выполненные акварелью, Кураива поднялась и ушла. Оставалось только догадываться, какой раздрай царит в её душе. И будет ли она отстаивать куклу, чтобы навещать время от времени, или переедет из города, или всё же станет мангакой и запечатлит эту историю на бумаге.

К исходу третьего дня примчался Джун – мой старый приятель, который и рекомендовал мне контору, где работал Ама. Мы с Джуном вместе выпустились из Академии, вместе прошли огонь и воду, а он всё так же блистал улыбкой и очаровывал девушек. Возможно, я бы с ним встречалась, только вот в моём идеальном мире мужчина был выше женщины, а не наоборот. Впрочем, дружить и подкалывать друг друга это нам не мешало. Статный и элегантный в деловом костюме и солнцезащитных очках, Джун походил на агента ФБР, о чём я ему и сообщила с намёком, не переметнулся ли он на другой фронт. Тот ответил в своей манере, схватившись за сердце: «Ой‑ой, ты меня раскусила!» С Джуном всегда было легко и спокойно.

После объятий и обмена новостями, кто как живёт, мы пошли прогуляться по саду. Свет фонарей