Вы подходите к стойке, протягиваете руку к перцовке, пьете ее, заедаете семгой, требуете буженины, она появляется, как в сказке!

Мальчишка, так, не очень громко, не поворачивая головы, произносит: «Буженина раз!» Перед этим вы выпиваете хорошую рюмку портвейна. Буженина дымится! Вы, стоя, съедаете ее с куском хлеба, положенного рядом. Так, так… А не съесть ли кусочек индейки или рябчика? Они требуют горячего, подогретого красного вина!.. Вот оно, бокал появляется откуда-то снизу! Что там еще, пирожки? Нет, довольно!

«Сколько?» Парень в белой рубахе говорит: «35 копеек». Рядом стоящий человек вопрошает: «Сколько?» Парень, не задумываясь, говорит: «17 копеек». За ним какому-то скромному старичку говорит: «8 копеек» и следит за двумя или тремя посетителями, протянувшими руки к балыку, семге и зубровке.

«Гений», я никак не могу назвать его иначе! Коперник, Ньютон, Галилей или сам Менделеев в молодости! Называет без ошибки суммы семи-восьми едокам, за которыми он следит. Их товарищи, Даламберы и Лавуазье, следят и подсчитывают за своими посетителями… А вот как они распределяют между собой «алчущих и жаждущих» — это такая же тайна, как мозг дельфина, пчелы, муравья или стрекозы!

Ярославцы! Они из одной деревни и родня Федорова — лишнего не возьмут! Деньги бросают в ящик! Без кассира!

Пять минут… и каждый продолжает свой путь по Невскому.

— Ну, дойдем до Аничкова моста, — и обратно. Может быть, в кафе «Крафт» зайдем!

— Ну вот еще! Кофе с пирожным, а через час — есть захочется!

— Да, но какой кофе! Бодрительно-возбудительный! Какао, шоколад особые… Трамплин для подвига Геркулеса с дочерьми Атласа!

Бодрый шаг, — Невский всегда немного пьянит!

Вот мы и у Аничкова моста. Какая все-таки это настоящая классика! Красоту этих коней и юношей «до тонкости» постигаем мы — ученики Николая Александровича Бруни и Залемана. И она же внушает чувство красоты и многим людям, жизненные пути которых так далеки от искусства!

Этот признак «классики» дается далеко не всем художникам, прославленным своим временем и вкусами их современников. Они шагают за свою эпоху!

— Смотри, смотри, — вон заворачивает направо к дворцу карета с придворными лакеями в алых ливреях!

И этот цвет как-то даже волнует глаза, неравнодушные к красочным симфониям! Как он горит на фоне потушенного цвета здания, этого утром выпавшего снежка и перламутрового, серенького северного неба!

Это вдовствующая императрица вызывала к себе какую-нибудь статс-даму, представительницу весьма знатных исторических родов, — поболтать, посудачить, посплетничать…

Женщины — на всех «высотах» женщины. А сплетничать было о чем — Распутин, доктор медицины Бадмаев, инок Илиодор, епископ Гермоген!

В своем узком семейном кругу наши императрицы были даже и прогрессивны и смелы.

Екатерина II первая дала себе сделать прививку против оспы, — тогда на это не решались. Вдовствующая императрица первая в России сделала себе «подтяжку лица»! Это была уже настоящая невидаль! Она сразу стала выглядеть той «душечкой», какою она была невестой, приехавшей из Дании.

Вот и афишный столб, на углу при переходе к мосту.

Посмотрим, посмотрим, чем живет театральный и интеллектуальный Санкт-Петербург!

Александринка! «Свадьба Кречинского». Варламов — помещик Муромский. Давыдов — Расплюев. Да и Кречинский… тоже не подкачает! Обязательно, обязательно надо пойти!

Жить в столице и не видеть Варламова, а курить только папиросы «Дядя Костя» (на обложке его портрет) — позор!

Выступление футуристов в залах Тенишевского реального училища на Моховой. Давид Бурлюк и другие! Интересно, интересно — надо пойти!

Бальмонт, только что возвратившийся из Океании, читает новые стихи там же, в Тенишевском зале.

Вечер памяти Владимира Соловьева под председательством Дмитрия Мережковского. Выступает Зинаида Гиппиус и философы, имен которых я не знаю. Зал Городской думы.

Да, эти афиши многому учат, если вдуматься в одновременно вывешенные объявления.

Какой-то заезжий из заграницы литератор, описывая внутренний стиль Петербурга 13-го года, довольно удачно сравнивал:

— Это трансмиссия металлического завода, наехавшая на карету «Пиковой дамы»!

Эпоха в ее внутренней сущности — явление не однородное… Это скорее какой-то слоеный пирог! Фантастический стык разных «сущностей».

Поклонники Победоносцева и Столыпина в одном и том же городе живут со студентом политехникума Фрунзе! На их шляпы одновременно падает дождь, снег хлопьями обволакивает их пальто и шубы!

Шестидесятник Репин позирует Владимиру Маяковскому! Но, увы! Я не буду обманывать читателя: эти мысли пришли в голову не студенту Академии в 1913 году, а вашему современнику, увы, уже не веселому студенту.

— «Однако, черт знает, как есть хочется», — говорил Хлестаков. Боюсь проходить мимо Елисеева! А то купишь там какую-нибудь бразильскую устрицу и на глазах у всех, у всей сытой и упитанной публики сгрызешь ее вместе с раковиной!

— А ты их ел?

— Да нет! Видел только за прилавком, как их упаковывают в сырой рогожный мешок, для какого-то жруна высокой квалификации! Они ведь огромные, с тарелку глубокую для супа!

— Да здравствует Бразилия, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес! Я всегда считал, что это — родина моего «духа». Как Рим был для Гоголя! Царское Село для Пушкина! Нет! Идем