– А мужчину до истерики – только женщина… – Он поднял голову, не замечая, как по ней стучат огромные дождевые капли. Уголовники прекратили стрельбу. Мазай, срываясь на фальцет, орал, что Лупатый тратит без толку патроны, лучше в лоб бы себе пальнул, и вообще пускай отдаст автомат. В отличие от Максимова боезапас уголовников явно не ограничивался одним рожком. И тратили его направо и налево. Плюс Ворона со своей берданкой. Он слышал, как трещала сетка – урки лезли на участок. «Гранату бы», – тоскливо подумал Максимов.

– Слушай, Кролик, – нарушил он похоронную атмосферу, – если мы останемся тут лежать, через минуту нас будет шестеро. Бежим как можно быстрее. Здесь нет второго забора – участок обрывается в овраг. Какая мелочь, да?

Она рванула, не дождавшись приказа, окатив Максимова грязью. Он на миг растерялся, но быстро очнулся, подпрыгнул и, выпустив из-под руки очередь, помчался за девчонкой. А та уже кубарем катилась в овраг, оглашая пространство берущим за горло душещипательным:

– А-а-а-ааа!!!

Он скатился в овраг, помчался, расшвыривая ветки. Пятки Варюши мелькали перед глазами, прекрасный ориентир. Он нагнал ее, задыхающуюся, в том месте, где ложок упирался в уходящую под землю речушку – местные дачники качали из нее воду для полива. Громоздкий насос, цистерна на блоках. Тропинка раздваивалась, огибая незамысловатое гидросооружение. Варюша заметалась, не зная, куда бежать. Максимов поступил нетривиально: схватил ребенка поперек неоформившейся талии и потащил прямо – под обрывчик, где журчала вода. Спрыгнул на камни, умудрившись не упасть, забрался под карниз, увитый вылезшими на поверхность корнями, и зажал ребенку рот.

Громкий топот возвестил, что уголовники тут как тут.

– Мазай… – задыхаясь, прохрипел Лупатый. – Хрен поймешь… Тут две тропы…

– Цапля, за мной, – рявкнул старшой. – А вы двое – направо… И не дай нам бог их не поймать… Цапля, первый ляжешь! Пшли на хрен!..

Топот стих. Максимов благодарственно посмотрел на небо. Спасибо тебе, небесный житель… Дождь почти утих. Тучи занимались тактической перегруппировкой – опорожнившиеся, мерно покачиваясь, уходили на юг, а им на смену со стороны города подходила очередная тьма. На востоке намечались какие-то серенькие просветы. Часы у Максимова благополучно сделали ноги, но вовсе не нужно иметь часы, чтобы предсказать рассвет в обозримом будущем.

Ребенок задергался. Он только сейчас обратил внимание, что продолжает зажимать девчонке рот.

– Прости, Варюша, покорно, – он убрал руку и погладил спасенного ребенка по шапочке.

– Изверг ты, Максимов, – сплюнула Варюша. – И ладонь у тебя совсем невкусная. Кстати, объясни мне, пожалуйста, где мы сегодня собираемся ночевать?

– Боюсь, мы уже переночевали, – хмыкнул Максимов. – Рассвет придет – и так же неминуемо, как наказание для наших приятелей.

– А куда мы пойдем?

Он вообще не хотел никуда идти. Дождаться рассвета и потихоньку двигать вдоль речушки – она неизбежно приведет к великой сибирской реке, охватить берега которой у зэков кишка тонка. Да и не будут зэки в свете белого (хотя и пасмурного) дня бродить по местам, где имеют вредное свойство появляться люди. Поскрипят зубами, поматерятся, да отстанут.

Дальше пойдут. Насиловать, убивать и похищать.

А у Максимова свое задание – спасти ребенка. Ему плевать на зэков. Пусть милиция их ловит. Он охотно поделится информацией.

Он представил, как вооруженные автоматом негодяи тормозят машину. В ней семья. Отца швыряют в откос, стреляют в затылок. Верещащую женщину двое с хохотом волокут в кусты. Другие двое перебрасываются ребенком, словно мячиком…

Нехорошо получается.

– Ты задумался, нет? – пихнула в бок Варюша.

Он стряхнул оцепенение.

– На юг пойдем, Варюша. Есть там дачный кооператив – «Тополек». Километра полтора, я думаю. В нем сторож – питаю доверие, настоящий; а у сторожа, если повезет, средство связи с городом. Не можем мы, Кролик, позволить этой сволоте уйти безнаказанной. А планы твоей личной мести, надеюсь, не исключают пожизненного наказания для всех четверых?

– Ты настоящий Робин Гуд, – восхитилась девочка. – Молодец. Максимов, не знаю, почему, но ты мне нравишься. А если нас с тобой опять заметут?

Он пожал плечами, сооружая гордо-независимый вид.

– Заметают менты, Кролик. Откуда такая безграмотность? А зэки в худшем случае могут взять на понт… Партизанить будем, Кролик. Нам с тобой не привыкать бегать от безносой.

– А ты умеешь ориентироваться? – недоверчиво сказала девчонка. – Я уже вся завертелась. Где у нас юг?

– Понятия не имею, давай искать. Птицы, например, на юг летят.

– Да улетели уж, поди, – шмыгнула носом Варюша, с сомнением задирая головку к небу.

Максимов засмеялся.

На небе в этот час объявились новые властелины – приказавшие дождю трубить отбой, а ветрам – менять направление. Подползающую с севера хмарь разрубило на просветы, тучи ломали боевой порядок, растекались на отдельные безвредные облачка. То, что вылилось, возвращалось назад – едва ли эта обессилевшая, выжатая масса была способна разразиться ливнем. В завершение этих природных метастаз на землю начал опускаться туман…

Они брели под прямым углом к направлению, избранному уголовниками. Тесным улочкам не было конца. Дачный кооператив «Тихие зори» оказался значительно обширнее, чем предполагалось. Варюша подпрыгивала, пытаясь согреться, бормотала, что Максимов ее окончательно заблудил, что все его просчеты оказались верны, а к утру на землю падет снег, все вокруг заиндевеет, покроется коркой льда, и останется только играть в хоккей, но даже и это не удастся, поскольку труп не играет в хоккей, и вообще ни во что не играет, а смиренно лежит и ждет, пока кто-нибудь добренький отвезет его на кладбище. Максимов хихикал в кулак и изредка напоминал ребенку, что неплохо бы заткнуться, иначе за ее брюзжанием он ничего не слышит. А если уж ей очень хочется поболтать – то пусть приходит к нему в офис и болтает на здоровье хоть весь рабочий день, он с удовольствием будет ее слушать…

Ворону проворонили самым противным образом. Липовый сторож, видно, был глуховат на ухо, иначе за версту услыхал бы брюзжание девчонки и присел в засаду. Но приятного все равно было мало. С ним столкнулись буквально нос к носу, на стыке переулков. Упырь вылез, поводя носом, как будто вынюхивал чуждый человеческий дух. Ноги шире плеч, берданка в небо, рожа в лишаях. Благо жухлая акация со сморщенными листьями прикрыла беглецов. Они увидели ноги в растоптанных кирзачах… А дальше действовали так синхронно и слаженно, что Максимов поразился. Варюша с каким-то пугающим хлопком выпустила воздух из легких, рухнула Вороне между ног. Ворона растерялся: куда смотреть – вниз, вверх? Пока опускал ружье, чтобы продырявить сыщика сразу в двух местах, она ужом обвилась вокруг левой ноги и впилась зубами в голень! Бандит заорал, делая невольный книксен, Максимов тыльником автомата увел берданку в сторону – в этот миг она и жахнула из обоих стволов! Над ухом просвистело. От боли бандита выгнуло радугой. Максимов влепил по челюсти ствольной коробкой. Голова дернулась – отвалилась кепка, обнажился клочковато выстриженный череп. Прямой с вывертом пяткой, разбивающий вдребезги достоинство, славно завершил картину. Заголосив на всю ивановскую, Ворона упал на бок, придавил Варюше руку и сложился баранкой.