о защите интересов всего общества и о важности полноценного расследования преступлений привела к оправданию пыток (в том числе и свидетелей), жестокости и злоупотреблениям. Традиция урегулирования конфликта к удовлетворению сторон сменилась требованием неизбежного и жестокого наказания. Но не все так просто. Ужесточение законов стало ответом на требования времени.

Ведь идеи, сформулированные Иннокентием III, взялись не из ниоткуда. Они уже существовали в римском праве, их обсуждали и средневековые юристы, да и безумно популярный в период высокого Средневековья Аристотель тоже высказывал что-то подобное. Так что решение папы стало лишь семенем, павшим на благодатную почву. А главное, все это не зря стало так активно развиваться именно в XIII веке. Росло население, развивались города, росла преступность, и люди все больше требовали от государства защиты своих интересов и сами настаивали на жестких решениях.

Как раз юристы, изучавшие законы и судебную теорию в университетах, старались не забывать о христианской традиции покаяния и реабилитации. Итальянский юрист Бартоло да Сассоферрато[47] с сожалением писал: «Есть глупые судьи, которые заставляют обвиняемого признаться с помощью пыток, как только у них есть хоть какие-то улики против него. Конечно, они не должны этого делать, потому что они осуждают его на основании обвинений и подозрений. Они должны применять пытки с умеренностью и по ним исследовать истину. Я сам часто делал это, но, если истина не была установлена с помощью пыток, я оправдывал обвиняемого и заносил в протокол, что «подвергнув его умеренным пыткам, я признал его невиновным». И это для того, чтобы мне не могли сказать: «Ты должен был пытать его».

А вот народ обычно жаждал крови! Когда разбирались громкие дела, судьям нередко приходилось использовать свою власть для защиты обвиняемых от расправы. То есть все тот же инквизиционный процесс со всей его жестокостью был защитой от беспредела. Идея общественного блага требовала от судей не только жестокости, но и беспристрастности.

Надо еще заметить, что больше всего внедрению идей инквизиционного процесса сопротивлялась церковь. Папа Иннокентий IV, возглавивший католическую церковь почти через 30 лет после своего тезки Иннокентия III, сам в молодости получил юридическое образование и был не в восторге от новомодных идей. Он защищал право свидетелей молчать, да и вообще был за то, чтобы в церковных делах «не выносить сор из избы» и не позорить клириков, выставляя их преступления на всеобщее обозрение.

Джон Фокс. Император Генрих IV в Каноссе. 1593

Впрочем, это не помешало Иннокентию IV выпустить знаменитую буллу Ad extirpanda, официально позволяющую пытать подозреваемых в ереси. Так что его терпимость и снисхождение распространялись, по-видимому, только на служителей церкви и объяснялись тревогой за «честь мундира».

Средневековый развод

Веяния времени сказались и на отношении церкви к брачно-семейной сфере. К XIII веку, как я упоминала, моногамный, нерасторжимый, освященный церковью брак стал единственно возможной нормой. Никакие короли уже не могли себе позволить то и дело жениться и держать под рукой толпу наложниц. Однако про брак и так уже говорилось достаточно, и здесь я хочу сказать несколько слов о средневековом разводе.

Пара обвиняется в кровном родстве. Грациан. XIV век

По идее, само это словосочетание является нонсенсом. Христианская церковь не признавала развода. Брак считался абсолютно нерасторжимым.

Но это в теории, а на практике люди высокого и позднего Средневековья разводились на удивление часто, гораздо чаще, чем в просвещенное Новое время. В основном, конечно, это касается королей и аристократии, но люди помельче тоже могли просить о расторжении брака и, бывало, получали положительный ответ. Главное – предъявить достойную причину.

Но с причинам все очень интересно. Что могло стать официальной и законной причиной для развода? Ничего! То есть в период раннего Средневековья, как я уже упоминала, существовали вполне разумные и логичные поводы для расторжения брака, многие из которых актуальны и сейчас: измена, преступление, исчезновение надолго и т. д. Но уже к высокому Средневековью, когда церковь окончательно получила контроль над браком, в большинстве стран он стал считаться пожизненным союзом, причем абсолютно нерасторжимым. По принципу: кого соединил Бог, того не могут разлучить люди. Даже если эти люди – сами супруги.

И в то же время людей все равно разводили.

Как такое возможно? Ответ на удивление прост. Расторгнуть брак было нельзя, но можно было найти причину, по которой он признавался изначально недействительным. И список этих причин был довольно длинный: двоеженство или двоемужие (когда один из супругов уже состоял в браке), генетическое родство, родственные связи через браки родственников (нельзя было жениться на сестрах прежней жены, на крестной своего ребенка, на вдове брата и т. п.), принуждение к браку силой или запугиванием, несовершеннолетие, имеющийся в наличии официальный обет безбрачия, ситуация, когда один из супругов не христианской веры. Если выяснялось, что муж или жена до свадьбы успели принести монашеский обет или солгали о своем имени при заключении брака, это тоже позволяло признать их союз недействительным.

Когда удавалось доказать, что существует одна из этих причин, брак аннулировался и бывшие супруги считались как бы никогда не состоявшими в браке. При этом дети, родившиеся в то время, что они были женаты, по мнению церкви оставались законными. Именно так и развелись, к примеру, Генрих II и Алиенора Аквитанская – они вдруг «вспомнили», что состоят в довольно близком родстве.

Разумеется, когда заключались такие близкородственные браки, все об этом родстве знали. В знатных семьях своих предков и родню помнили наизусть. И церковь знала, но либо закрывала глаза, либо, когда родство было уж совсем вопиюще близкое, выдавала разрешение на брак – документ, удостоверяющий, что люди вроде как и не родня и их брак вроде как не кровосмесительный в глазах Бога. С одной стороны, это было очень удобно – всегда оставлялась лазейка для развода, мало ли – вдруг наследников не будет или политические соображения потребуют расстаться.

Но с другой – папа тоже мог передумать, сначала дать разрешение на брак, а потом забрать его обратно. Или его преемник мог объявить решение прежнего папы недействительным. Такие случаи тоже периодически бывали.

Впрочем, несмотря на длину этого списка оснований для развода, проведенный Гельмгольцем[48] анализ английских тяжб показал, что уже в позднее Средневековье судебных разбирательств по поводу развода было очень мало. И это притом, что Англия была в этом вопросе одной из самых либеральных стран. Но чем дальше, тем церковь сильнее «закручивала гайки». Поэтому если