Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу знать все, что ты помнишь о семье Ибрагима. Нам нужно быть готовыми к тому, что Хайдер устроит за ужином… – Кенджи хмурится, глядя на часы, – который начнется минут через двадцать. Из-за вас у нас вообще нет времени, но все равно расскажи о его вероятных мотивах. Я хочу быть на шаг впереди.
Уорнер кивает.
– Семью Хайдера в двух словах не опишешь. Клан внушительный, но Хайдер сам по себе куда менее сложен. Вообще, он – довольно странный выбор в нашей ситуации. Не понимаю, отчего Ибрагим не прислал свою дочь.
– Почему?
Уорнер пожимает плечами.
– Хайдер менее компетентен. Самодовольный, избалованный, надменный…
– Это ты себя или его описываешь?
На этот раз в ответ на колкость Уорнер и бровью не ведет.
– Ты не улавливаешь ключевую разницу, – говорит он. – Я уверен в себе, а Хайдер надменен. Это не одно и то же.
– А по мне, так одно!
Уорнер сцепляет руки и вздыхает, точно он старается быть терпеливым с трудным ребенком.
– Надменность – фальшивая самоуверенность, – начинает он. – По сути, это результат неуверенности в себе. Хайдер делает вид, что ему не страшно. Он хочет казаться брутальнее, чем есть. Он легко лжет. Все это делает его непредсказуемым и в каком-то смысле – более опасным противником, но в основном им движет страх… – Уорнер смотрит на Кенджи в упор: – В этом его слабость.
– Ха! О’кей, – Кенджи поглубже усаживается на диване, обдумывая услышанное. – А что-нибудь особенное? Что нам следует о нем знать?
– Да нет ничего такого. Хайдер – середнячок и лишь изредка добивается приличных результатов. Помешан на своей внешности. Основной талант у него к снайперской винтовке…
Кенджи поднимает голову:
– Значит, на внешности помешан? А вы с ним точно не родственники?
Уорнер делает кислую мину:
– Я мало думаю о своей вне…
– Ладно, ладно, – машет руками Кенджи. – Не думай, а то красивая мордашка покроется морщинками.
– Ты мне отвратителен!
– Я рад, что это у нас взаимно.
– Так, парни, – громко говорю я, – соберитесь. Нам ужинать с Хайдером минут через пять, а то, что он отличный снайпер, похоже, волнует только меня.
– Да, может, он прилетел… – Кенджи наставляет палец, как пистолет, на Уорнера, а потом на себя, – попрактиковаться в стрельбе.
Уорнер качает головой – раздражение еще не прошло.
– Хайдер не может без показухи. Я бы из-за него не волновался. Вот будь здесь его сестра, тогда… Впрочем, можно начинать беспокоиться – она почти наверняка прибудет следом.
Я приподнимаю бровь:
– Она такая грозная?
Уорнер наклоняет голову:
– Не то чтобы… Просто ею движет только рассудок.
– То есть она странноватая? – уточняет Кенджи.
– Ни в коем случае, но я привык чувствовать людей и считывать эмоции, а ее прочитать не могу. Должно быть, она мыслит слишком быстро для меня… Работу ее мозга отличает своеобразная изменчивость, прихотливость, напоминающая полет колибри… – Уорнер вздыхает: – Я, конечно, несколько месяцев ее не видел, но вряд ли она изменилась.
– Как колибри? – повторяет Кенджи. – Пощебетать любит?
– Нет, – отвечает Уорнер, – обычно она очень молчалива.
– Гм, о’кей, тогда я рад, что она не приехала, – заявляет Кенджи. – Судя по описанию, она зануда.
Уорнер отвечает, сдерживая улыбку:
– Она бы вспорола тебе живот за эту фразу.
Кенджи закатывает глаза.
Я хочу задать свой вопрос, но беседу прерывает резкий звонок.
Делалье пришел отвести нас на ужин.
Терпеть не могу обниматься.
Из этого правила есть пара исключений, но Хайдер в их число не входит. Тем не менее, всякий раз при встрече он лезет с объятиями, чмокает воздух справа и слева от моего лица, хватает меня за плечи и улыбается так, будто я ему действительно друг.
– Хела хабиби шлонак? Рад тебя видеть.
Через силу улыбаюсь.
– Ани зейн, шукран, – киваю в сторону стола. – Пожалуйста, присаживайся.
– Конечно-конечно, – он оглядывается. – Венха Назира…
– О, – удивляюсь я, – а я думал, ты приехал один.
– Ла, хабиби, – говорит Хайдер, присаживаясь. – Хийя швайя митакира. Жду ее с минуты на минуту. Очень хотела тебя видеть.
– Вот уж сомневаюсь.
– Простите, я здесь один не понимаю по-арабски? – Кенджи изумленно смотрит на меня.
Хайдер смеется, блестящими глазами всматриваясь в мое лицо.
– Твои новые друзья так мало о тебе знают, – говорит он мне и обращается к Кенджи: – Ваш регент Уорнер говорит на семи языках.
– Ты знаешь семь языков? – переспрашивает Джульетта, тронув меня за локоть.
– Более-менее, – тихо отвечаю я.
Ужин проходит, можно сказать, в интимной обстановке: Джульетта сидит во главе стола, я рядом с ней, Кенджи справа от меня.
Напротив меня сидит Хайдер Ибрагим.
Напротив Кенджи пустой стул.
– Итак, – хлопает руками Хайдер, – это и есть твоя новая жизнь? М-да, многое же изменилось с нашей последней встречи.
Я беру вилку.
– Хайдер, что ты здесь забыл?
– О аллах, – огорчается он, хватаясь за грудь. – А я-то думал, ты рад меня видеть! Я хотел познакомиться с твоими новыми друзьями и, разумеется, поглядеть на вашего главнокомандующего, – он оценивающе косится на Джульетту – так быстро, что я едва улавливаю движение глаз. Затем он берет салфетку, аккуратно раскладывает на коленях и очень тихо добавляет: – Хийя джидан хелва.
У меня в груди что-то сжимается.
– И тебе этого достаточно? – Хайдар вдруг подается вперед и говорит так тихо, что слышу его только я. – Хорошенькая мордашка, и ты тут же предал своих друзей?
– Если ты приехал ссориться, – говорю я, – давай не будем отвлекаться на ужин.
Хайдер смеется и берет бокал с водой.
– Пока нет, хабиби, – он отпивает глоток и снова садится нормально. – Война войной, а обед по расписанию.
– Где же твоя сестра? – спрашиваю я, отворачиваясь. – Почему вы не вместе приехали?
– Можешь спросить ее сам.
Я поднимаю взгляд и удивляюсь – Назира стоит в дверях, оглядывая комнату. Задержав взгляд на лице Джульетты на долю секунды дольше, чем на остальных, она без единого слова занимает свое место.