— И вы можете назвать эти фамилии?

Монастырев перестал гладить кошку, осторожно поставил ее напол. Потом выпрямился и сказал:

— Конечно, нет. Кому надо, тот знает. А кто не знает, тот ине должен знать. Я ведь понимаю, что мне просто отрежут язык, если я начнуболтать о подобном у нас на телевидении. Только в отличие от Леши Миронова мнене устроят пышных похорон. И Президент не возьмет под личный контрольрасследование моего убийства. И похоронят меня где-нибудь за городом. И никтопро меня даже не вспомнит. Вот разве что Мурка, — он наклонился и снова почесалкошку, потом продолжал: — Хотя все равно ничего не меняется, берет он его подсвой контроль или не берет. Главное, что все знают, кто убийца. Все понимают. Ивсе молчат. Это правила игры. Раньше играли в партию, когда все знали, что всерешает секретарь райкома, но предпочитали играть в голосование, выборность,отчетность и тому подобную дребедень. А сейчас все знают, кто убийца и комубыло выгодно убийство Миронова, но все предпочитают молчать. Это новые правилаигры. Раньше ты рисковал партийным билетом, сейчас собственной жизнью.Подумайте, что страшнее.

— Вы ничего не хотите мне рассказать?

— Не хочу. Я не верю.

— Мне?

— И вам тоже. После смерти Алексея я не верю никому и ничемув этом государстве. Мы живем в бандитском государстве, у которого свои законы исвои правила. А наше телевидение всего лишь зеркало этого государства. Помнитепословицу «на зеркало нече пенять, коли…»? А у нас не просто кривая рожа. У насотвратительная ухмылка вампиров, кровососов, вурдалаков. Которых вы никогда неувидите на нашем телевидении. Зеркало не показывает вампиров, оно отражает все,не показывая оборотней. Это старая легенда, согласно которой в зеркале вампирыне отражаются. Поэтому мы видим каждый день по нашему телевидению тольконесчастные жертвы, только укушенных ими людей, только их кровь. А сами вампирыв зеркале не отражаются. Это невозможно. Иначе придется разбить зеркало и заказатьновое.

— Я подумаю над вашими словами, — строго сказал Дронго.

— Подумайте. И примите мой совет, бросьте вы заниматься этимделом. Я был другом Миронова, я любил его. Но сегодня я вам говорю — бросьте вывсе это дело. Не нужно геройствовать. Вы все равно ничего не добьетесь. Влучшем случае вы просто будете биться головой о стенку, в худшем — вашего трупаникогда и нигде не найдут. Какой из вариантов вас устраивает больше?

— Ни один. Я найду убийцу, — твердо пообещал Дронго.

— В таком случае желаю вам удачи, — иронически хмыкнулМонастырев, — оказывается, в нашей стране есть еще люди, желающие поиграть вгероев. В любом случае желаю вам успеха и прошу на меня не рассчитывать.

— Это я уже понял, — кивнул Дронго. — Мне кажется, что вы несовсем правы. Если каждый будет вести себя как страус, пряча голову в песок, торано или поздно нас всех просто перестреляют. По-моему, гораздо рациональнеевсе-таки сражаться, даже не имея шансов на успех. Сто даже проигранных сражений— это уже сто затраченных усилий ваших врагов. Значит, они становятся в сто разслабее, каждый раз преодолевая известное сопротивление. Вам не кажется, что такбудет правильнее?

Монастырев молчал. Дронго поднялся, кивнул хозяину квартирыи показал на невключенный телевизор.

— Своей позицией вы только помогаете вампирам оставатьсяневидимыми. Я вспомнил интересную историю, которую услышал в Дании. Во времявторой мировой войны фашистская Германия оккупировала маленькую Данию, иобосновавшиеся в Копенгагене оккупанты издали приказ, согласно которому всеевреи должны были с определенного числа нашить на одежду звезды Давида, чтобыотличаться от обычных граждан. Так вот, в назначенный день первым с такойзвездой появился король Дании. А за ним все остальные горожане. И фашистывынуждены были отступить. Вам не кажется, что иногда следует поступатьпо-королевски?

И не дожидаясь ответа на свой вопрос, он пошел к двери.Когда за ним захлопнулась дверь, Монастырев вздрогнул. Кошка жалобно мяукнула,и он задумчиво посмотрел на нее.

Работа на телевидении отнимала все время Павла. Теперь онпо-настоящему понял, что значит руководить большим коллективом, ежеминутноотвечая за все, что происходит в эфире на его канале. Сильной стороной каналаСТВ считались музыкальные передачи, которые вели популярные молодыекомпозиторы, и программы из соседних государств, особенно из стран СНГ, гдеработали бывшие корреспонденты советского телевидения, с удовольствиемпередававшие свои материалы для Москвы и готовившие действительнопрофессиональные передачи.

Через несколько дней должна была бы пойти передача обанкире-кавказце, которую Павел готовил еще на прежнем канале. Он сидел надэтой программой всю ночь, пытаясь изменить ее направленность, сделать ее менееострой, менее задиристой. Но ничего не получалось. Банкир слишком сильноподставлялся, а он слишком часто задавал провокационные вопросы. К пяти часамутрам он понял, что ничего не сумеет изменить. И тогда он принял конкретноерешение.

— Снимаем передачу, — сказал он своему помощнику.

Толстый Слава, которого он забрал с собой на новую работу, сужасом уставился на своего патрона.

— Как снимаем? — испуганно прошептал он. — Снимаем вашупередачу?

— Снимаем, — сурово подтвердил Капустин, — мне она ненравится. И вообще, перестань задавать дурацкие вопросы. Теперь ты будешьотвечать за эту передачу. И вообще будешь директором этой передачи. Понял?

— Понял, — все еще ничего не понимая, пробормотал Слава.

— А теперь снимай передачу. И сотри весь материал, —приказал Капустин, — чтобы ничего не осталось.

На следующий день после этого «ночного бдения» его вызвал ксебе Александр Юрьевич. Он сидел в своем кабинете в темном костюме и в шелковомгалстуке. В отличие от других очень богатых людей в Москве, почему-тополюбивших итальянцев Версаче и Валентино, Александр Юрьевич отдавалпредпочтение американцам, одеваясь в костюмы Кельвина Кляйна, и носил строгиеамериканские галстуки в полоску. Вот и теперь он принял руководителя своеготелеканала, одетый в темный строгий костюм. На галстуке сверкала элегантнаязаколка.

— Осваиваешься? — спросил Александр Юрьевич, когда Павел селв глубокое кресло, предназначенное для почетных гостей.

— Стараюсь, — вздохнул Павел, — проблем еще много.

— У кого их нет, — улыбнулся Александр Юрьевич. — Говорят,ты вчера до утра сидел в монтажной. Что-нибудь интересное монтировали?

— Нет, — насторожился Павел. Откуда шеф мог узнать о егоработе в монтажной? Неужели кто-то из сторожей настучал? — Нет, простомонтировали разные передачи, — сказал он.

— А вот это уже нехорошо, — покачал головой АлександрЮрьевич, — врать не нужно. Я ведь легко могу узнать, что именно ты делал. Аесли будешь врать, начну подозревать, что ты работаешь и на другие каналы.