удивительно, что она довела их доходы до уровня, который не индийцу может представиться чрезвычайно высоким, но в действительности редко оказывается достаточным для покрытия всех расходов, связанных с образом жизни такого туземного главаря. И регент, имеющий две или даже три сотни тысяч гульденов годового дохода, сплошь да рядом оказывается в затрудненных денежных обстоятельствах. Этому еще в немалой мере способствует та поистине аристократическая беспечность, с какой он тратит свои средства, его страсть к приобретениям и в особенности то, что европейцы нередко склонны использовать в своих интересах, — его неумение обращаться с деньгами.

Доходы яванского регента можно разбить на четыре части. Во-первых, месячное жалованье; во-вторых, твердо установленная сумма, выплачиваемая в виде вознаграждения за уступленные нидерландскому правительству права; в-третьих, вознаграждение в соответствии с количеством поставленных регентством продуктов; кофе, сахара, индиго, корицы, и т. д.; и, наконец, произвольное распоряжение трудом и собственностью подданных.

Два последних источника дохода нуждаются в некоторых разъяснениях. Яванец — исконный земледелец; земля, на которой он живет, при небольшом труде дает много и тем привлекает его; и он душой и телом отдается обработке своих рисовых полей, в чем достиг большого искусства. Яванец растет на своих сава, гага и типар;[51] с малых лет помогает он отцу обрабатывать их плугом и лопатой, а также сооружать плотины и каналы для орошения полей. Он считает свои годы по сборам урожаев и определяет время года по цвету стеблей на своем поле; он чувствует себя как дома среди товарищей, режущих вмести с ним пади[52]; он выбирает себе жену среди девушек дессы[53], которые вечером под веселую песню утаптывают рис, вышелушивая его; его заветная мечта — иметь двух буйволов, которые будут тащить его плуг. Культура риса для яванца — то же, что виноделие для жителей Рейнской области или Южной Франции.

Но вот явились с запада чужеземцы, ставшие господами страны. Они захотели извлечь выгоду из плодородной почвы и заставили туземцев часть своего времени и своего труда тратить на добывание других продуктов, более ходких на рынках Европы[54]. Не требовалось особо сложной политики, чтобы добиться желаемого от этих маленьких людей. Они слушаются своих главарей; достаточно было поэтому привлечь на свою сторону последних, обещав им долю прибыли, и дело было сделано.

Громадное количество яванских продуктов, находящих сбыт на нидерландских рынках, свидетельствует о выгодности этой политики для европейских колонизаторов, хотя ее никак нельзя назвать благородной. Если кто-нибудь спросит, получает ли сам земледелец сносное вознаграждение за свой труд, я должен буду ответить отрицательно. Правительство принуждает яванца сеять на своем клочке земли то, что ему, правительству, угодно. Оно наказывает его, если он продает плоды своих трудов на сторону, и само назначает цену, которую ему платит. Расходы по перевозке товаров в Европу благодаря посредничеству привилегированной торговой компании высоки; поощрительные вознаграждения главарям также повышают себестоимость. А так как в конце концов вся торговля должна приносить прибыль, эта прибыль может быть достигнута только одним способом: платить яванцу ровно столько, сколько нужно, чтобы он не умер с голоду и не уменьшались бы производительные силы населения.

Европейские чиновники также получают вознаграждение в зависимости от продукции. Пусть бедного яванца подгоняют два надсмотрщика, пусть отрывают его от рисовых полей, обрекают на голод, зато в Батавии, Самаранге, Сурабайе, Пассаруане, Безуке, Проболинго, Пачитане, Чилачапе весело трепещут флаги на кораблях, нагруженных собранными урожаями, от которых богатеют Нидерланды.

Голод? На богатой плодородной благословенной земле Явы — голод? Да, читатель, несколько лет назад целые округа вымерли от голода; матери продавали детей на съедение, матери пожирали своих детей... Лишь тогда метрополия занялась этим вопросом. В залах парламента высказывалось недовольство, и тогдашний наместник вынужден был распорядиться, чтобы вывоз так называемых «европейских рыночных продуктов» не доводил население до голода.

В моих словах появилась горечь. Но что вы сказали бы о человеке, который мог бы писать о подобных вещах без горечи?

Мне остается еще сообщить о последнем и самом важном источнике дохода туземных главарей: о произвольном распоряжении личностью и собственностью своих подданных.

По господствующим почти во всей Азии воззрениям, подданный со всем своим достоянием принадлежит князю. Такое положение существует и на Яве, — потомки или родственники прежних князей охотно пользуются неведением населения, не понимающего толком, что его томмонгонг, адипатти или пангеранг — теперь лишь чиновник на жалованье, продавший свои и их права за определенное ежемесячное вознаграждение, и что поэтому их скудно оплачиваемая работа на кофейных или сахарных плантациях заняла место повинностей, которые они несли ранее для своего господина. Поэтому самым обычным считается созывать сотни семейств издалека для бесплатной обработки полей регента или требовать бесплатной доставки продуктов на содержание двора регента. Если же регенту случайно приглянулись лошадь, буйвол, дочь, жена смиренного подданного, было бы неслыханно, если бы яванец отказался беспрекословно предоставить владыке то, что ему понравилось.

Есть регенты, которые «в меру» пользуются этими привилегиями и требуют от ничтожного человека не больше, чем это необходимо для поддержания их двора. Другие идут несколько дальше, и в той или иной степени произвол царит повсюду. Трудно, почти невозможно искоренить его вследствие одной особенности этого народа, от него страдающего: яванец щедр; он полагает, что недостаточно выражает свое уважение регенту, потомку тех, кого почитали его отцы, если входит в кратон без подарка. Подарки эти обычно ничтожны по ценности, но не принять их значило бы обидеть того, кто дарит. Они похожи на дары ребенка, который хотя бы чем-нибудь пытается выразить свою любовь к отцу. Но... невинный сам по себе обычай затрудняет устранение более крупных злоупотреблений.

Если бы алун-алун[55] перед резиденцией регента оказался запущенным, то соседние крестьяне сочли бы это для себя позором, и потребовалось бы применение силы, чтобы помешать им очистить его от сорных трав и привести в состояние, соответствующее высокому рангу регента. Плата за этот труд рассматривалась бы ими как оскорбление. Но невдалеке от алун-алуна или где-нибудь в другом месте простираются сава, ждущие плуга или прорытия оросительного канала в несколько миль; эти сава принадлежат регенту. Он сгоняет на обработку их целые деревни, хотя собственные поля крестьян столь же нуждаются в обработке, — разве же это не злоупотребление?

Все это известно правительству, но те, кто читает правительственные газеты, где печатаются законы, постановления и инструкции для чиновников, не