– Ничего.

Принтер заурчал, выплюнул очередной лист.

– А у тебя?

– В субботу буду с детьми. Планировал в Чессингтон[17] их сводить, но Келли хочет в Блувотер[18]. Шопингом, видите ли, надумала заняться. – Барри скривился. – Слушай, а что, Бекс тебе не передала адреса родичей Гримвуда? Я же их распечатал.

– Передала. Спасибо. Это я карту печатаю.

Уилл закрыл файл Нэнси Прайс, шагнул к принтеру.

– Поеду прямо сейчас. Хороших выходных.

– Счастливого пути, – отозвался Барри.

В краеведческом зале царили тепло и тишина. Услужливая помощница библиотекаря, которая проводила сюда Джесс, заодно указала, где искать конкретных людей, и приволокла архивы времен Второй мировой. Доступ в Интернет оказался бесплатным. Полушепотом, даром что Джесс была единственной посетительницей, ей объяснили, как войти в Интернет по номеру читательского билета. Джесс вежливо поблагодарила, однако не нашла сил признаться, что читательского билета не имеет. Девушка удалилась, оставив Джесс смотреть в недоумении на корешки архивных папок.

Через час на столе перед ней образовалась стопка книг, а в арсенале появилось несколько упоминаний о домах на Гринфилдс-лейн. Оказывается, они – первое собственное жилье в Чёрч-Энде, тогдашнем поселке, и строились для «мастеровых». Имелся второй, несохранившийся ряд домов, напротив первого. Эти дома снесли, чтобы освободить место под сады викторианских особняков – с проведением в Чёрч-Энд железной дороги район стал популярным. «Указатель Келли» – нечто вроде адресно-телефонного справочника, только без телефонов – утверждал, что в доме номер четыре жили в 1914 году супруги Митчелл. О миссис С. Торн упоминаний не было.

Начался дождь, сгущались сумерки. Мокрая мостовая поблескивала, отражала огни автомобилей и витрин. От мысли, что скоро придется возвращаться в темный дом с его промозглой сыростью и зловещей тишиной, Джесс стало подташнивать.

Она сдала книги и побрела меж стеллажей. Взгляд выхватил табличку «Военная история». Повинуясь импульсу, Джесс достала из кармана письмо.

Эскадрон 382. Что бы это значило? Глаза забегали по строчкам.

Господи, тут же тонны книг! Вторая мировая на море, в Африке, в Италии, на Дальнем Востоке… Битва за Британию. Холокост. Шифровки. Спецоперации… Джесс читала заглавия на корешках, ничего не понимая, доставала очередную книгу, рассматривала обложку.

В школе они проходили Вторую мировую войну. Уроки вела миссис Айнскоф. Вспомнился экран на стене, рассказы о продуктовых карточках и затемнении, сочинение, которое нужно было написать про эвакуацию. Джесс тогда представила: вот ее разлучают с бабулей и тащат в чужой дом, в чужой город. От одной мысли жуть брала. Знала бы Джесс, что так все и случится через несколько лет! Что бабуля умрет. Что Джесс определят к отцу. Что у родного отца ей будет как у посторонних людей. Пока бабуля была жива, отец изредка наезжал из Манчестера (не по зову крови, а по обязанности), привозил плитку шоколада и несвежий букет. Шоколад был для Джесс и всегда нелюбимого ею сорта – с орехами. Цветами – крупными хризантемами в целлофане, с наспех оторванной этикеткой, где значилась уценка, – отец выражал благодарность бабуле за то, что она избавила его от забот о незапланированной дочери.

– Ладно хоть вообще приезжает, – поджимала губы бабуля. Подтекст был: в отличие от этой. Именно так, а не по имени, бабуля называла женщину, решившую, что не создана для материнства, и бросившую Джесс в четырехмесячном возрасте.

Она взяла книгу о жизни в тылу (термин «тыл» помнился из уроков миссис Айнскоф), заметила другую, под названием «Американское вмешательство». Прихватила и ее. В образовавшемся пространстве мелькнула обложка с фотографией: на фоне самолета – парни в форме, на самом самолете – изображение блондинки, на блондинке – сексапильное белье и зазывная улыбка. Джесс прочла название: «Бомбы и бомбежки. Американские ВВС в Британии». Тоже надо взять.

Ветер швырнул в оконное стекло целую пригоршню капель. Потом другую, третью. Джесс уселась за стол, открыла верхнюю книгу из стопки. Черно-белый мир, мужчины в форме, с блестящими, прилизанными волосами; девушки – вроде блондинки с самолета, только одетые; старомодные танцы – рука в руке, глаза в глаза. От этих персонажей веяло невинностью – и романтикой. А еще, как ни странно, сексуальностью. Джесс задержала внимание на большой, в целый разворот, фотографии: переполненный зал, танцуют юноши и девушки ее возраста. Джесс вглядывалась в снимок, и цвет, не зафиксированный древней пленкой, проступал на бумаге у нее перед глазами. Она почти физически ощущала духоту, запах свежего пота и духов, она слышала музыку. В изложении миссис Айнскоф Вторая мировая война казалась событием почти мифическим, теперь же Джесс начала осознавать – война имела место в действительности, причем совсем недавно. Вот перед ней письмо Дэна Росински… Джесс снова отметила колючесть, требовательность почерка.

Всамделишная жизнь. Всамделишные люди. И до конца истории еще далеко.

1943 год

В конце концов Нэнси победила; впрочем, как всегда. Отнюдь не перестав терзаться угрызениями совести, Стелла отдалась в профессиональные руки Нэнси. Субботний вечер застал такую картину: Стелла за туалетным столиком, макушка в папильотках, над ней трудится, не выпуская сигареты изо рта и болтая без умолку, Нэнси.

Она все устроила, договорилась с девчонками из салона. Девчонки веселые, Стелле понравятся, и вообще ей полезно больше времени проводить с ровесниками. Сердце Стеллы упало. Она должна быть благодарна Нэнси, ведь та готова познакомить ее с подружками. Однако Стелла страшилась знакомства. Имена соскакивали у Нэнси с языка, и Стелла уже представляла, какого сорта эти ее подружки. Уверенные в себе, жующие дареную американскую жвачку и умеющие исполнять все модные танцы. Из тех, что в погоне за удовольствиями ни перед чем не остановятся, а Стеллу сочтут занудой. Нормальные, симпатичные девчонки.

Со своего распятия Христос неодобрительно взирал на манипуляции Нэнси. Вот она достала из косметички компактную пудру, прошлась пуховкой по носу и щекам Стеллы.

– Закрой глаза.

– Зачем?

– Да не бойся, глупенькая! Веки тебе тенями подкрашу, только и всего. Вот так. А теперь последний штрих…

Раздался приглушенный щелчок, и Стелла подпрыгнула, ощутив прикосновение к губам чего-то твердого.

– Помада!

Стелла открыла глаза. Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина. В животе затрепыхались бабочки.

– Слушай, Нэнс… а без помады никак нельзя? Очень уж она… красная.