Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что-то хотел еще спросить, я чувствую. Говори.
И Валерий словно очнулся. В его мозгу все еще мельтешили обрывки воспоминаний, но уже появились четкие мысли, хотя процесс их возникновения происходил как бы параллельно первому. Он потряс головой и заговорил глухо, но связно:
— Слушай меня: я не собираюсь жить в вашей деревне. Мне очень интересно здесь, но я хочу домой. Ты же когда-то пытался выйти из болот?
Николай молчал.
— Помоги мне. Если не знаешь, как это сделать, расскажи хотя бы о путях заведомо невозможных. Мне не хочется повторять чужие ошибки. Учти, Лида хочет, чтобы я остался, и собирается завести детей. От меня. Она сама говорила.
— Она каждому это говорит.
— Ладно, это не главное. Но, ты единственный, кто может мне помочь. На остальных у меня надежды нет.
С лица Николая вдруг начала сползать маска невозмутимости.
— Я не сумел выбраться и не знаю никого, кто бы это сделал успешно.
— И все-таки расскажи об этих… других.
— Был такой, Алексей. Корреспондент, кажется. Они вместе с профессором сюда притопали. Здоровенный парень. Несколько дней носился тут, как угорелый, с фотоаппаратом, приставал ко всем, расспрашивал… Потом набрал еды, воды и решил искать выход. Деревенские смеялись, грозились, — то ли шутя, то ли серьезно, но его ничего не остановило. Вернулся через три дня. В жутком состоянии, смертельно уставший, измученный, доведенный почти до сумасшествия кошмарами. Его отпоили морсом, он оклемался и опять ушел. Долго бродил, пока не увяз в трясине. А они смотрели, как он тонет, и не помогли. Вытащили мертвого. Сом сказал — съели…
— Это правда, или местечковый юмор?
— Не знаю. Я живу здесь давно, и сам до сих пор не разобрался во многом. Однако одной вещи ты еще не видел. Массового психоза, который случается редко, но… — Николай сглотнул слюну, — метко. Не дай бог тебе это увидеть. Причем причиной этого можешь явиться только ты сам.
— Опять черные загадки, — нахмурился Валерий. — Но взглянуть интересно.
— Попытаешься отсюда сбежать — увидишь.
— Совсем запугал, — решил пошутить пленник деревни. — Объясни, что к чему и внятно, а я постараюсь вести себя правильно.
— Объяснил бы, но не вижу как. Я сам не знаю причин многих местных явлений. Расспрашивать кого-либо бесполезно. Одни скажут так, другие над этим пошутят, третьи выдвинут собственную теорию. Например, профессор уверен, что виною всему болотные испарения и дурман, источаемый багульником. Где правда, где фантазия — никто не знает.
— Никто?
— Тот, кто знает — помалкивает. Или давно умер.
— Кто еще уходил из деревни?
— Мать Лидии. — Николай нервно засмеялся. — Тоже съели…
— А отец ее кто?
— Лидии?
— Ну не матери же…
— Сом, конечно.
Валерий с трудом переваривал новые сведения. Вопросы еще оставались, но ответы не радовали. Полезной информации — ноль, зато жути всякой…
— А вот и вездеход, — сказал Николай.
Они подошли к яме, заполненной черной водой.
— Сом с местными эту яму рыли. За день не выкопали, а ночью вода подошла. Сом сказал, что постепенно глина разжидится, и вездеход сам в яму ухнет. Больше десятка лет прошло. Пока не ухнул. Хотя уже накренился. — Николай вцепился руками в дугу кузова и попытался раскачать машину. — Ладно, пусть стоит…
— Зачем им понадобилось топить вездеход?
— Непонятного боятся. Что непонятное, то от дьявола. А дьявола с глаз долой. Хотя… — Бывший водитель вездехода усмехнулся недобро. — Не в дьяволов ли мы тут все верим? Там у нас, помнится, один Бог был, а здесь… — Николай поморщился. На его лбу выступила испарина. Глаза округлились, словно от испуга, но тут же заволоклись тупым равнодушием, и он продолжил говорить, как ни в чем не бывало: — Да… о чем это я? Топили, но… не утопили. А потом и привыкли. Ни зла, ни добра от него нет. Так и стоит.
— Как же ты здесь оказался?
— С геологами работал. Напился самогону, ну и выпендрился. До сих пор не понимаю, какой бес в меня тогда вселился. Гнал, пока бензин не кончился. На этом самом месте мотор и заглох. И никак до меня не доходит, как вообще я сюда доехал. Ведь топи кругом, а по трясине эта машина не ходит.
— По следу выйти не пробовал?
— Пробовал. Но не сразу. Меня кошмары мучили, я только через несколько дней оклемался. В общем, не нашел я следов. Как будто мой вездеход по воздуху летел. А может, следы и были, да не видел я их…
— Как это?
— А вот так. В этих болотах и не такое бывает.
— Какое такое?
— Всякое. И страшное и удивительное.
— А больше не пытался выбраться?
— Второй раз решил уйти зимой. Рассудил просто: след в снегу виден отчетливо, значит, меньше шансов сбиться с верного направления. Выбрал время безветренное, чтобы без метели, и пошел. Зря пошел. Нельзя зимой отсюда выйти. Летом надо, в засуху.
— Почему?
— Трясины зимой не видно. Она снегом засыпана и не везде замерзает. Есть такие места, вадьи называются. Летом это окошки в трясине, в них и трава не растет почему-то. Хотя, помнится, далеко я ушел тогда. Умудрился как-то… Только они меня все равно отыскали. Сзади, что ли, шли? До дому дотащили в шкурах. А потом такое началось, такие глюки!.. Нет, не хочу вспоминать. Но уши я отморозил.
— Мисос говорил: тебе их отрезали.
— Он всем так говорит. Пугает. Отморозил я их, понятно?
— Но есть же все-таки какой-то выход? Или это место заколдовано?
— Выход есть. На воздушном шаре.
— Профессор говорил, что они с корреспондентом на вертолете летели. И в аварию попали.
— Да? — Николай сильно удивился. — Мне он рассказывал, что они про эту болотную деревеньку легенду слышали. Якобы с древних времен скрывались в ней раскольники. Решили ее специально искать. Вот и нашли на свою голову. Они сюда пешком притопали.
— Зачем ему врать?
— Почему врать. Мне он так свою историю изложил, тебе по-другому…
— Значит, и мне ты говоришь не то, что другим?
— Очень возможно, — засмеялся бывший водитель. — Что помню, то и говорю. Хотя в голове такой кавардак бывает!.. Поэтому совсем не исключено, что завтра мои воспоминания изменятся… — Николай опять попытался