— В твоё время люди были точно такими же, — перебил Густав. — Как и в моё, и за сотни лет до.

— Я утомилась от этой болтовни. Чаю, слуга!

Густав закатил глаза.

— Он же не услышит тебя. И не слуга вовсе, а работник! Да и вообще, что ты собралась делать с чаем? Сердито булькать из чашки?

— В моё время работники не…

— Ох, святые угодники, за что мне эта кара… Мало того, что прикован к скучнейшему из магазинов, так и обречён на соседство с капризной ханжой! Не могла ты почить чуть подальше? У моста, к примеру?

Амелия подобрала полы платья и гневно топнула ножкой:

— Уж прости, что не выбрала, где быть убитой бешеной лошадью! И я, в конце концов, здесь намного дольше! Мог бы и сам, раз уж так здесь не нравится, потерпеть до родных мест, а не заболевать лихорадкой в середине пути!

Густав попытался побагроветь, но прозрачные щёки отказывались слушаться. Как у всех призраков, крови у Густава не было, и краснеть он не мог. Хотя очень старался.

— Вот же заноза! Да я, если бы мог, сам себе лучше оставил бы такое же пророчество, мол, «мой любезный друг, когда ты забежишь в бордель, то очутишься в рассаднике заразы! Окстись, милейший, не греши!». И не пришлось бы ютиться с тобой промеж старых и никому не нужных экспонатов, которые некоторые богатые, но скудоумные человечишки называют антиквариатом.

— Ах, посмотрите, что за героический нрав! Так оставь! Предупреди своё бренное тело, освободи меня от мук общения с малообразованным хамом!

Густав совершенно беспардонно покрутил пальцем у виска.

— Дорогуша, твой разум выцвел, как слова на пергаменте. Тоже перегрелась под лучами солнца? Как я напишу, позволь поинтересоваться, и передам весточку в прошлое? Я призрак, а не машина времени!

Амелия вздёрнула подбородок и плавно проскользила над полом в сторону служебного помещения. Густав поколебался. Возмущение ещё не прошло, но осадочек появился. Вряд ли застрявшая с ним коллега по несчастью обиделась, но проверить, что задумала, стоило.

И он направился следом.

В служебном помещении Амелия подплыла к дремавшей в корзинке кошке и слегка подула. Кошка раз-другой дёрнула ухом, недовольно мяукнула и открыла глаза.

— Ах, прелестное создание! До чего умное! И воспитанное, — Амелия покосилась на замершего сбоку Густава, — в отличие от некоторых. Ходит молва, что кошки — посланцы из мира теней, и способны проникать не только сквозь пространство, но и время. Как жаль, что у нас нет никого, кому понадобилась бы упомянутая услуга. А если бы и нашёлся такой, то всё равно не осуществил задуманное — весь с этим мурлыкающим существом могу беседовать только я!

— Амелия, душенька, — залебезил Густав, мгновенно растеряв боевой настрой. — Не сомневался, что у такой приятной особы, как ты, найдётся решение для нашей маленькой неурядицы.

— Неужели? Я не ослышалась? Какие речи, какой елей!

— Прошу понять, простить и подсобить. Поверь, мы оба останемся в выигрыше! Я проживу долгую и счастливую жизнь, доберусь благополучно домой, увижусь с сыновьями… А ты останешься царствовать в этом храме забытого искусства совершенно одна! Это ли не мечта?

Амелия немного подумала — очевидно, лишь для виду. И сдержанно кивнула, вновь отворачиваясь к кошке. Боялась, что Густав заметит отразившееся на лице ликование.

— Ах, всё моя безграничная доброта. Так и быть, уговорил. Открою дверцу в былую жизнь. А вот с письмом, будь так добр, разберись сам — из нас двоих хоть как-то контактировать с людьми можешь лишь ты.

— Ерунда! Дело за малым. Шепну на ушко нашему общему другу из плоти и крови, по нелепой случайности мнившему себя не только продавцом, но и писакой. Он-то, полагая, что никто не видит, записывает мыслишки. Пусть черкнёт пару строк о моей незавидной судьбе — больше не рискну, заподозрит, испугается. Что ж, если ты согласна помочь страдающей душе… Встретимся в тот самый час, когда Луна займёт своё истинное положение на небосводе?

— В полночь?

— В полночь.

Выполнить задание оказалось несложно: Густав почти насквозь прошёл через работника и принялся убеждать, что гениальной идеей, никем и никогда не используемой в литературе, является написание письма в прошлое. Непременно про храброго и красивого человека по имени Густав. Который, увы, чуть не оступился, посещая дом любви. Но в подобные злачные места не стоило ходить ни в прошлые века, ни в нынешние, если хочется сохранить честь, достоинство и здоровье.

Когда задумчивый работник отложил ручку и отвлёкся на приготовление очередной кружки кофе, подговорённая Амелией кошка схватилась за уголок письма и подтянула к себе. Мгновение — и она исчезла. Растворилась в воздухе, махнув на прощанье хвостом.

Густав застыл, подобно статуе, буравя место, где только что сидело животное. Амелия вздохнула. Ей было радостно, что избавление от навязчивого спутника так близко. И в то же время — печально. Слишком уж она прикипела к нему душой. Даже к неуместным, совершенно беспардонным шуткам. А взаимное раздражение и ссоры — не более, чем часть игры.

Она тихонько ахнула, когда Густав вдруг стал прозрачным сильнее обычного. Призрак второпях обернулся, пытаясь что-то сказать, а потом с тихим шелестом растворился. Они даже не попрощались. Не успели. А может и не пожелали, в чём Амелия отчаянно хотела сомневаться.

Почти сутки после этого Амелия скиталась по помещению, воя и всхлипывая, хотя сама предпочла считать, что исполняет арию «Царица ночи», празднуя долгожданное уединение. Вернувшаяся кошка следовала за призрачной женщиной по пятам, до одури пугая уставшего работника. Тот в конце концов не выдержал и вытолкал кошку на улицу, попутно обещая в следующий раз сделать из неё чучело и водрузить на почётное место в магазине.

Тихонько шумел электрический камин, оконные стёкла дребезжали из-за разбушевавшегося ветра. И всё равно было непривычно тихо. Скучно. Тоскливо. Так же, как несколько веков назад, когда Амелия только перешла в иную ипостась, а Густав ещё жил, не подозревая о существовании загробного мира.

Тишину разорвал эхом разнёсшийся по помещению хлопок, и в комнате материализовался Густав. Совершенно нагой, если не считать одеждой шляпу, которой призрак прикрывал причинное место.

Густав тут же разразился бранью:

— Проклятый душегуб, кровопица, сам дьявол в людском обличье!

— Какая встреча! Тише, тише, не кричи так истошно! Я отвыкла от шума! Теперь разовьётся мигрень, — простонала Амелия, прикладывая пальцы к вискам, а сама чуть не завизжала от радости, подобно сельской девке.

Но Густав не слушал, метаясь из стороны в сторону:

— Я вернулся в собственное тело, когда тот я, живой, прочитал письмо!