и утвари, что опять-таки пришлось Жорж Санд с самого начала хлопотать о вещах самой первой необходимости, вроде железной печурки, посуды, матрасов, подушек, одеял, не говоря уже о шкафах; и даже самые обыкновенные ночные принадлежности надо было выписывать из Барселоны.[69] В Пальме нельзя было ни достать готовой мебели напрокат, ни купить ее. Все надо было заказывать и невероятно долго ждать всякого заказа. Приходилось на первых порах довольствоваться чем попало, пускать в ход изобретательность и устроиться немного на робинзонский лад.

В «Un Hiver à Majorque» Жорж Санд так об этом рассказывает:

«Рабочих очень мало, они работают не скоро, у них не хватает инструментов и материалов. Всегда есть какая-нибудь причина для того, чтобы майорканец не торопился. Жизнь так долга. Надо быть французом, т. е. чудаком и безумцем, чтобы желать, чтобы все делалось тотчас. И если вы уже ждали полгода, отчего вы не подождете еще полгода? А если вам не нравится здесь, зачем вы остаетесь? Разве в вас здесь нуждались? Отлично обходились без вас. Уж не думаете ли вы, что вы все здесь поставите вверх дном? О, вот уже нет! Говорите себе, а мы сделаем, видите ли, по-своему!

– Так, значит, ничего нельзя нанять?

– Нанять? Что это такое?

– Нанять мебель.

– Разве ее так много, что ее еще можно сдавать внаем?

– Да ведь в продаже нет.

– В продаже? Так ведь тогда надо, чтобы была готовая. Разве есть столько лишнего времени, чтобы впрок заготовлять мебель? Если вам нужно, выпишите из Франции, коли в этой стране все есть.

– Но для того, чтобы выписать из Франции, надо ждать по меньшей мере полгода. Следовательно, если сделали глупость, приехав сюда, так единственное, чем можно ее поправить, это уехав?!

– Это я вам и советую, или же наберитесь терпения, большого терпения, – mucha calma – в этом майоркская мудрость».[70]

Но эти первые мелкие неудачи и несносные хлопоты сначала не испугали путешественников. Местоположение виллы Son Vent (Дом Ветра), лежавшей в очаровательной долине, у подножия гор, с чудным видом на заросшую апельсиновыми, миндальными и гранатовыми деревьями покатость; на живописный городок Пальму вдали, с его желтыми стенами, собором, ратушей и биржей; и наконец, на полоску сверкающего моря на горизонте. Дивная, совершенно летняя погода; безоблачное, яркое небо; аромат цветущих южных деревьев. Совершенно необычный отпечаток, лежащий на всем окружающем, начиная от полумавританской архитектуры домов и кончая живописными, характерными костюмами жителей. Отовсюду несущиеся звуки гитар и обрывки местных полуарабских, полуиспанских песен. Все это на первых порах совершенно очаровало обоих художников, и первые письма с Майорки и Жорж Санд, и Шопена полны самого восторженного, радостного настроения.

Так Шопен пишет Юлиану Фонтане[71] 15-го ноября 1838 г.:

«Дорогой мой друг, я нахожусь в Пальме, под пальмами, кедрами, кактусами, алоэ, оливковыми, апельсиновыми, лимонными, фиговыми и гранатными деревьями, какими Jardin des Plantes обладает лишь благодаря своим печам. Небо – как бирюза, море – как ляпис-лазурь, а горы – точно изумруды. Воздух? – воздух точь в точь как на небе! Днем светит солнце, все ходят по-летнему и тепло. По ночам целыми часами гитары и песни. Громадные балконы с ниспадающими с них виноградными лозами, стены со времен арабских... Город, как и все здесь, напоминает Африку... Словом, прелестная жизнь...

Дорогой мой Юлий, сходи к Плейелю, ибо фортепиано еще не приехало. Каким путем его отправили?..

Ты скоро получишь прелюдии.

Я, вероятно, поселюсь в очаровательном картезианском монастыре, в прекраснейшей в мире местности: море, горы, пальмы, кладбище, церковь крестоносцев, развалины мечетей, тысячелетние оливковые деревья!.. Теперь, дорогой друг, я немножко более наслаждаюсь жизнью. Я близок к тому, что только есть лучшего на свете, я стал лучшим человеком!»...

Жорж Санд, со своей стороны, пишет накануне, 14 ноября, Букоарану:

Пальма де Майорка.

«Здравствуйте, милое дитя. Все у нас хорошо, мы устроились, в восторге от места, и все мы здоровы. Пишите нам и любите нас.

Мы вам писали из Пор-Вандра. Надеюсь, что вы получили наше письмо?

Сегодня мы впопыхах, мы делаем закупки, и почта сейчас уйдет...»[72]

Г-же Марлиани она пишет от того же числа:

«Я пишу Вам наскоро; я покидаю город и переселяюсь на дачу. У меня хорошенький меблированный дом с садом и великолепным видом за 50 фр. в месяц. Кроме того, в двух лье отсюда у меня еще келья, т. е. три комнаты и сад, полный апельсинов, лимонов – за 35 фр. в год, в большом картезианском монастыре Вальдемоза.

Двуногий Вальдемоза объяснит вам, что такое Вальдемоза-монастырь; слишком долго было бы описывать вам его. Это поэзия! Это уединение. Это все, что только можно себе представить артистичного, колоритно-шикарного в поднебесной, а какое небо! Какая страна! Мы в восхищении!»...[73]

Рассказав затем лишь в нескольких строках, как трудно было устроиться на житье в Son Vent (о чем мы уже сказали), она продолжает:

«Распространяясь об удобствах и легкости устроиться в его стране, Вальдемоза страшнейшим образом подшутил над нами. Но местность, природа, деревья, небо, море, здания превзошли все мои мечты. Это обетованная земля, и так как нам удалось довольно хорошо устроиться, то мы в восторге...[74]

Далее в «Корреспонденции» выпущены из оригинала этого письма следующие строчки:

«Мы вполне здоровы. Шопен вчера сделал с Морисом три лье пешком по острым камням. Оба сегодня лишь здоровее от этого. Соланж и я толстеем так, что страшно, а не то, что жалко смотреть. Словом»...

Далее идет, как напечатано в «Корреспонденции»:

«Словом, наше путешествие – самое счастливое и самое приятное в мире. И, как я и рассчитала с Маноэлем, я не истратила и 1500 фр. с отъезда из Парижа до сих пор. Местные жители – превосходные и скучнейшие люди. Впрочем, сестра и зять Вальдемозы прелестные, а французский консул, – превосходный малый, готовый разорваться на кусочки ради нас»...

Но вскоре это радужное настроение переменилось. Во-первых, здоровье Шопена вдруг опять изменилось к худшему. По-видимому, та самая прогулка, о которой Жорж Санд упоминает в восстановленном нами пропуске из письма от 14 ноября, и повредила ему. По крайней мере, вот что мы читаем в «Un Hiver à Majorque»:

...«Мы сделали в особенности две замечательные прогулки. Я без удовольствия вспоминаю о первой, хотя по увиденным видам она и была великолепна. Но наш больной, тогда здоровый,