и на мгновенье мне показалось, что это Джон. Я так хотела, чтоб меня спасли, и вот он явился, отплатив мне за собственное спасение.

Мужчина подошел и рывком скинул с меня барона. Я моргнула, и наваждение пропало. Не Джон. Но кто же?

— В замке полно стражи, да и барон скоро очнется. Если хочешь жить, самое время придти в себя.

— Я тебя знаю.

— Не думал, что меня так просто забыть, — мужчина усмехнулся, и склонил голову в шутовском поклоне. — Этьен, красавец и спаситель чести юных дев. А теперь бежим.

Этьен. Красавец, с которым мы как-то болтали в трактире Тука. Но что он делал в покоях барона? В замке? И почему спас меня? Этьен схватил меня за руку, прервав размышления. Покачиваясь, я пошла за ним. У дверей было тихо. Мы прошли пару дверей и, к моему удивлению, свернули в третью. За ней находилась комната со столом и книжными шкафами.

— Нас тут найдут! — слабо возразила я. Голова все еще кружилась.

— Стража твоего настойчивого ухажера не скоро потревожит, а если он быстро очнется, то нас по коридорам бросятся искать. К этому времени мы уже будем далеко, — Этьен внимательно рассматривал полки с книгами, трогая руками дорогие кожаные обложки.

Страх, испытанный мною, отходил, и его место начинало занимать раздражение. К чему было спасать, если нас вот-вот поймают вновь?! Наверняка барон исполнит свою угрозу, выпустив нам внутренности. Но не успела я и слова сказать, как Этьен радостно воскликнул, вытащив одну из толстенных книг и просунув руку к стене. Что-то щелкнуло, с тихим скрипом шкаф отъехал в сторону, открывая темный и узкий проход.

— Нашел! Идем скорее, — он протянул мне руку, и, схватившись за нее, я ступила во тьму.

Огня у Этьена не было, и мы двигались медленно, касаясь руками стены. Может, я умерла тогда, от рук барона? И сейчас этот мужчина ведет меня к божественному суду? Тогда отчего же все еще так кружится голова?

Внезапно Этьен остановился и я налетела на его спину.

— Тсс!

Из под щели впереди виднелись отблески факелов. Неподалеку разговаривали двое.

— Как-то тихо. Проверить бы, все ли в порядке, — нерешительно произнес мужской голос.

— Вмешаешься, и сам орать на весь замок будешь, когда барон тебе твои кишки на твои же уши намотает. Тихо и ладно. Вдруг новую какую забаву изобрел. Знаешь же — не зовет, сам не суйся, от греха подальше.

— Ладушки. Тащи хлеб, да вино прихвати. Пойдем, с дежурящими поделимся, а то им еще полночи до смены стоять.

Шорохи, стук бутылок, и через пару мгновений все смолкло. Осторожно, Этьен провел руками по стене, ища открывающий механизм, надавил, и дверь открылась.

Перед нами была кухня. В печи на вертеле медленно крутился молодой поросенок, и от его аромата мне скрутило живот. Осмотревшись, Этьен прихватил с собой остатки хлеба, срезал с балки вяленый окорок, и прихватил несколько бутылок вина. Все это он сложил в дорожный мешок.

— Пригодиться в дорогу.

Верно, вернуться в деревню я ведь не смогу. Я посмотрела на изодранное грязное платье и босые ноги в царапинах.

— Одежда. Мне нужна. Под платьем…

Я замолчала, от стыда щеки начало жечь. Легкое яркое платье не подойдет для долгого пути по размытыми весенним дорогам, даже если бы под ним были нижняя рубашка и чулки.

— Рядом с кухней должны быть комнаты служанок. Но нас могут заметить. Придется бежать.

Этьен не говорил подбадривающих слов и не давал пустых обещаний. Стало ясно: если нас заметят, он побежит, спасая свою жизнь.

Он уже помог мне там, где остальные отказались.

— Я смогу.

Мы вышли в коридор, и Этьен уверенно направился к небольшой двери справа. Распахнув ее, мы увидели стопки простыней, фартуков, чепцов, платьев, и другой одежды, а так же Руть, и стоящую перед ней на коленях Абелию. На мгновение все замерли. Рот Руть искривился в чудовищном оскале, но прежде, чем она закричала, Этьен начал двигаться. Он будто растворился в воздухе, и уже на следующем вдохе стоял за Руть, держа нож у ее горла.

— Молчи, — приказал он, и от холода в его голосе по моей коже поползли мурашки.

К моему сожалению, Руть и вправду замолчала. Абелия, заплаканная, сидела у ее ног, и смотрела на Этьена стеклянными глазами.

— Собирай вещи, живее.

Я кинулась к стопкам одежды. Чулки, пояс, белье, нижнее платье, теплое верхнее платье и даже плащ — все нашлось в одно мгновенье. Только вот обувь…

Я растерянно оглядывалась, но запасной пары нигде не было.

— Чего не хватает?

— Башмаков.

Этьен недоуменно посмотрел на мои ноги, будто только сейчас заметил, что по замку я бегала босяком.

— Снимай свои, госпожа.

Руть, не отрывая от меня полного ненависти взгляда, начала медленно стягивать с себя обувь.

— Живее!

Та закончила, и кинула пару в меня. Каблук одного башмака больно ударил по руке.

— Одевайся, — уже мягче обратился Этьен ко мне.

— Тут?!

— Я буду с смотреть только на нашу гостеприимную хозяйку, клянусь.

Я колебалась мгновенье, а затем решительно начала одеваться. Мне было плевать на Руть, ненависть которой я ощущала кожей. Плевать, что Этьен мог не сдержать своего слова. Он помогал мне. Я не избита и не обесчещена бароном лишь благодаря ему. Один только взгляд меня больше не пугал.

Наспех одевшись, я влезла в оказавшиеся лишь немногим большими башмаки, и кивнула.

— Теперь разорви простыни на длинные тряпки, и свяжи ноги и руки той женщины.

Подходить к Руть было страшно. Неужели опять ударит?! Но та даже не шелохнулась. Я связала ее, а Этьен проверил узлы на прочность.

— Господин мой брат найдет тебя, и ты будешь ползать в его ногах, умоляя о милости и дозволении помереть, дрянь! — прошипела Руть.

— Рот ей тоже заткнем, — решил Этьен.

Закончив, он усадил Руть дальше от входа, и обратился к Абелии:

— Мы уходим из замка. Пойдешь с нами?

Абелия посмотрела на нас, на приоткрытую дверь за нашими спинами, и испуганно закачала головой.

— Надо связать и ее тоже.

Абелия от слов Этьена вздрогнула, и прибилась к ногам госпожи.

— Не смей! Ее и так постоянно обижают! — потребовала я.

Этьен задержал взгляд на Абелии.

— Только руки. Не бойся, я все делаю быстро, — связав ей руки за спиной, он конец веревки привязал к ногам Руть.

— А теперь бежим.

Мы вышли через дверь для слуг. На улице была глубокая ночь. Холод отрезвлял. Мы крались к конюшне на другом конце двора. Шаг, еще один. Все ближе, и ближе — уже