Кажется, я начала плакать. Мы с матерью жили бедно, и были времена, когда еда была роскошью, но никогда прежде я не проводила сутки без капли влаги в горле.

— Как тебя зовут? — спросила женщина. Поднос с едой она все так же держала в руках.

— Мария.

— Ты очень красива, Мария. Барон намерен придти к тебе этой ночью. Ты же не создашь ему проблем? Ведь ты умеешь быть благодарной за еду, кров, одежду и защиту?

— Барон? Ночью? — я сжала кубок так, что острые деревянные края врезались в ладонь. Двусмысленностей тут быть не могло. — Нет!

Я гордо посмотрела этой серой женщине в глаза. Что они сделают? Изобьют меня? Свяжут? Неужто думают, что смогут купить мое согласие едой?!

Тук бы на ее месте начал брызгать слюной от злости, краснеть и махать руками, заставляя делать, как сказано, но женщина даже в лице не изменилась.

— Как знаешь.

И она просто ушла, заперев дверь.

Аромат еды витал в воздухе, наполняя рот слюной. Я сглотнула. Это же просто смешно! Она ведь принесла поднос, еда была совсем рядом, стоило только протянуть руку.

— Эй? — крикнула я в закрытую дверь.

Снаружи было тихо. Стоит ли эта служанка сейчас напротив закрытой двери и с аппетитом уминает не ей предназначенный ужин? А какой огромный кусок мяса там лежал — я давно такого не видела. Живот забурчал и я с усилием оторвала взгляд от двери. Что толку думать о том, чего уже нет? Только аппетит на ночь глядя раззадоривать.

Я легла, но сон никак не шел. Мысль о том, чтобы променять еду на ночь с бароном должна была быть смехотворной. Вызывать злость. Но их место заняли тревога и сомнение. Сколько я смогу отказываться от еды? Хотелось думать о себе, как об одной из мучениц в книгах отца Госса, которые позволяли львам разорвать себя но не шли на уступки языческим царям. Умереть с гордо поднятой головой, видя лишь восхищение и зависть в глазах врагов.

Вот только я очень хотела жить. И есть.

Ночь я проспала урывками, все время просыпаясь то от мнимых шагов, то от холода. Новый день оказался еще томительнее и невыносимее прошлого. Я пробовала ходить, чтоб избавиться от волнения, но стены будто сужались с каждым шагом, да и голова начала кружится. Живот болел и вновь очень хотелось пить. Я ясно поняла, что не смогу продержаться долго. Вот теперь я по-настоящему испугалась.

— Выпустите меня! — заколотила я в дверь со всей силы, в тщетной надежде. Должны же в замке быть еще люди, кроме этих ужасных служанки и барона? — Выпустите, умоляю!

Когда суровая служанка пришла вновь, я без сил сидела на полу.

Она поставила на пол кувшин и я бросилась к нему. Я глотала жадно, разбавленное вино текло по моему подбородку, но я не обращала на это внимание. Напившись, я подняла взгляд на служанку. Она выглядела так же, как и вчера. Вид голодной и измученной девушки не пробуждал в этой женщине ни капли сочувствия. В руках у нее вновь был поднос, на этот раз с похлебкой и куском хлеба. Ох, как же от этого подноса пахло! Я в жизни не встречала столь ароматных и аппетитных запахов, как этот!

— Добрый вечер, — робко поздоровалась я и моргнула. Голос оказался хриплым.

— Сегодня ты послушнее, Мария. Будешь слушаться во всем?

— Умоляю! Помогите.

— Барон хочет видеть тебя сегодня ночью. Будешь послушной и вежливой? Господин теряет терпение.

Казалось, эта женщина не слышит моих мольб. Она смотрела на меня с презрением и холодом — так смотрят не на человека, а на скот, что хотят зарезать.

— Отпустите меня!

Она опрокинула кувшин, выливая остатки вина.

— В следующий раз будь послушной, или я не оставлю даже воду.

— Нет, не уходите! — я схватилась за подол ее платья. Служанка развернулась и резко ударила ногой по моим рукам. От острой боли я вскрикнула и прижала пострадавшую ладонь к груди.

— Больше не прикасайся ко мне. И не заставляй себя бить — это не моя работа.

Она вновь ушла, а я без сил рухнула на пол.

В тишине и холоде иногда мне начинало казаться, что я слышу шепот демонов. Я пыталась не слушать, заснуть или вспомнить о чем-то хорошем, но мой мир будто сузился до размеров этой темницы.

Я не выйду отсюда, если не соглашусь.

Теперь я полностью осознала это. Барон владел всей деревней и никто не защитит нас от него. Если подумать, барон де Плюсси не был исчадием зла. Я слышала истории про господ, что себе на потеху сжигали крестьян, или тех, кто, стремясь продлить себе молодость, купался в крови юных девушек. Грех барона, в сравнении, был куда легче и понятнее — прелюбодеяние. Его можно было простить и не замечать. Всем, кроме той, что оказалась в центре желаний барона. Но разве я не вела себя раньше так же? Просто более не говорила о девушках, что ушли в замок? Разве я не обвиняла их, что в поисках лучшей жизни они продали себя, как павшие женщины?

Какой слепой дурочкой я была! Разве я здесь оттого, что ищу легкой жизни?! У меня даже выбора нет! Что Том, что барон — все одно! Что это, как не наказание за мои злые мысли?!

Я не смогу ничего, сидя в этой комнате.

Когда служанка пришла следующим вечером, я была готова.

— Я согласна. Пожалуйста, только дайте поесть.

— Молодец, — она поставила поднос на пол и я дрожащими руками взялась за плошку. Наваристый бульон из телятины, с овощами, и хлебом, который только что достали из печи! Я жадно глотала, едва чувствуя вкус, хотя, уверена, он был хорош. Кружилась голова, и живот вновь заболел, но я не могла заставить себя перестать есть, пока на подносе не осталось ни крошки.

Служанка молча смотрела, как я ем. Зрелище было неприглядное — я спешила, боясь, что еду вновь отберут, но ее лицо оставалось безразличным.

— Меня зовут Руть, — представилась она, когда я закончила. — Во всем слушайся меня. Веди себя вежливо и послушно. Будь благодарна за оказанную милость. Не доставляй никому хлопот. Тебе все ясно, Мария?

Я кивнула.

Руть повела меня узкими коридорами и крутыми, неосвещенными лестницами. Я шла медленно, боясь, что упаду и все себе переломаю: огонька свечи Рут едва хватало, чтоб осветить ступеньку у нее под ногами. Да и голова все кружилась — то ли от вина, то ли от голода.

Дорогу я не