– Ее обсудим потом, – остановил я помощника. – Или она безобразничает?

– Наоборот! Очень старается, – заверил меня секретарь. – Кота привела в порядок, но клиент, которого ваша матушка ждала, сегодня не придет. Николетта велела, чтобы кот пока у нас пожил, он с Демьянкой подружился. Хоть дворовый, а милый.

– Прекрасно, – одобрил я, – значит, забудем пока про посетителей, а заодно и про дочь Загорского. Отыщите мне срочно сведения о Раисе Никитичне Булкиной. Возраст и адрес ее не знаю. Но, учитывая, что она, возможно, биологическая мать Вениамина Шанхаева, даме, наверное, хорошо за шестьдесят.

– Секундочку, – попросил Борис, я услышал стук клавиш ноутбука. – Вениамин Сергеевич Шанхаев. Мать, Аврора Михайловна, редактор. Отец, Сергей Ильич, художник и ювелир. Оба родителя покойные. Их сын живет в квартире, которую некогда получил его дед. Если надо, могу копнуть глубже. Веня появился на свет двадцать девятого сентября, седьмого октября того же года загсом выдано свидетельство о его рождении. Многие приемные родители пытаются скрыть от ребенка правду, не сообщают ему, что взяли его из приюта. И государство хранит тайну, органы опеки не имеют права разглашать сведения об усыновителях. Но есть один момент. Сироте выдают другую метрику с информацией о приемных родителях. В ней нет слов «Усыновлен», «Смена фамилии» и прочего. Если ребенок случайно наткнется на метрику, он не испытает шока. Все хорошо законспирировано. Но! Есть там графа «Дата выдачи документа», в ней указан день получения новой бумаги. Объясняю на примере. Младенец прибыл в Дом малютки. При нем метрика, в ней указано: «Иван Иванов, родился пятого декабря двухтысячного года». Свидетельство выдано десятого, месяц и год те же. Потом кроху усыновили, он получает новую метрику, а там другие сведения: «Сергей Сергеев родился пятого декабря двухтысячного». Метрика выдана… двадцатого июня две тысячи третьего. Вот где собака правды зарыта. Дату нельзя менять. Но дети, как правило, на цифры не глядят, да и большинство взрослых тоже. Можно сказать, что теряли метрику. Правда, если ее посеяли, то на копии поставят штамп «повторная». При усыновлении его не ставят. А у Вениамина не было ничего подозрительного. Появился на свет, через неделю стал официально существующим гражданином.

– Спасибо за разъяснение, – поблагодарил я. – Адрес и телефон Раисы Булкиной можно найти?

– Сбрасываю на ватсап, – отрапортовал Борис, – и адрес тоже. Она в Строгино проживает. Ранее обитала в соседнем с родителями Вениамина доме, работала в магазине «Вино», который на первом этаже функционировал. Сергей Ильич – ювелир и живописец, дед Вениамина тоже с золотом-камнями работал. Мать Вени – редактор самого крупного советского издательства, она тоже из интеллигентной семьи, в девичестве Карамзина. Сомнительно, что Сергея могла заинтересовать продавщица алкоголя. Хотя она потом уволилась и работала в школе учительницей домоводства.

Но я горел желанием узнать, почему госпожа Булкина устроила в квартире скандал из-за брошки, поэтому, быстро сказав: «По-разному бывает», направил свои стопы, то есть колеса автомобиля, в Строгино.

После беседы с Филатовым я ожидал увидеть пенсионерку, которая крепко дружит с алкоголем. А учитывая возраст Шанхаева, я предполагал, что мне предстоит беседа с опустившейся старухой, которая за поллитровку готова на все. И антураж в ее берлоге будет соответственный: грязь, матрас на полу, вместо занавесок на окнах газеты. Я иногда встречался с людьми, страдающими разными зависимостями, и знаю, как они живут. Но на мой звонок дверь открыла милая женщина в аккуратном домашнем платье, у ее ног крутилась маленькая пушистая собачка.

– Семен Андреевич, – обрадовалась хозяйка, – а мне сказали, что вы придете поздно вечером. Работа самая простая. Если вам неудобно, ботинки не снимайте.

Но я скинул штиблеты и пошел за Раисой, которая привела меня в уютную кухню. Я огляделся. На окне накрахмаленные занавески в красно-белую клетку, на столике электрочайник, тостер, там же несколько кружек с изображением псов. Дверца холодильника украшена магнитами, судя по ним, госпожа Булкина летала в Грецию, Египет, Турцию и Болгарию. Бытовая техника стоила недорого, люстра тоже не поражала великолепием, но у хозяйки было все необходимое: и свч-печка, и крохотная кофемашина, и соковыжималка. А царящей чистоте могла позавидовать больничная операционная. Мне стало неудобно за лежащую в сумке бутылку, которую я приобрел по дороге.

– Оправдывая свою фамилию «Булкина», хочу предложить вам чаю с плюшками, – весело сказала Раиса, – а потом оцените фронт работ.

Я достал из кармана удостоверение.

– Прошу простить, но я не мастер.

– Генеральный директор частного детективного агентства? – растерянно прочитала вслух Раиса. – Господи! Что натворил Стасик? Это вы меня извините, приняла вас за краснодеревщика. Подруга телефон дала, предупредила: «Руки у него золотые, а характер мерзейший. Если решит, что ему уважения не оказали, сразу уйдет». Я специально свежую выпечку купила. Ой, что я несу! Угощайтесь, пожалуйста. Только скажите: где Стасик?

– Не знаю, кто он такой, – ответил я.

– Мой внук, – сказала Раиса, включая чайник, – сын дочки. Мальчику тринадцать, шкодник невозможный.

– Надеюсь, с ним сегодня никаких проблем не приключится, – улыбнулся я.

– Ох, хватит с нас трудностей, – вздохнула Раиса. – Не так давно наша семья пережила невероятный стресс. У мальчика вдруг стала подниматься температура, не очень высоко, но каждый день. Неделю он сидел дома, вторую… Районный педиатр не волновался, потом вообще заявил: «Симулянт он, ремня ему дать и в школу гнать». А зять задергался, повез сына в платную клинику, вернулся весь белый. Подозрение на рак крови. Стасика положили на обследование в эту дорогую лечебницу, и…

Раиса закрыла лицо ладонями.

– Ужас! Диагноз подтвердился. Начали его лечить, уколы делали, ребенок в обмороки падать стал, профессор из этого центра посоветовал немедленно лететь в Германию. А где деньги взять? Как мы выкрутились, лучше не спрашивайте, за две недели требуемые тысячи евро насобирали. Стасик с мамой улетел в Мюнхен…

Хозяйка убрала руки, открыла шкафчик, достала банку с чаем.

– Дочь через сутки позвонила в рыданиях. Не поверите. Нет никакой онкологии. И не было. Районный педиатр оказался прав. Он Косте, зятю моему, заявил: «Ничего у вашего сына нет. Прекращайте его лечить, отправляйте в школу. Симулянт он». Константин доктора идиотом назвал, и я с ним была солидарна. У внука постоянно тридцать семь и пять, тошнота, слабость. И у него ничего нет? Да какие в местной поликлинике специалисты! Пробирки они куда-то отсылают, по дороге, наверное, все портится. Такие мысли в голове крутились.

Раиса поставила передо мной чашку, налила жидкую заварку.

– И что немцы выяснили? Сделали они всякие исследования, их врач мигом сообразил, в чем дело, загнал Стасика в угол, потребовал рассказать правду. Сурово ему сказал: «Знаю, ты что-то принимал. Если не признаешься, не назовешь, что глотал, тебе сделают кучу операций, ногу отрежут!» Внук зарыдал и признался. У них в классе сменилась учительница математики. Вместо доброй Валентины Ивановны появилась строгая Мария Николаевна. Стасик нахватал двоек. Педагог его предупредила: «На следующей неделе устрою пять дней тотальной проверки знаний. Каждый урок контрольная. Если хоть на одной неуд заработаешь, поставлю в году «лебедя», не перейдешь в следующий класс. Ты сейчас еле тянешь на тройку, но есть шанс не стать лузером, если тщательно подготовишься к контрольным». Стасик представил, как ему от родителей за то, что он второгодник, достанется, и запаниковал. Сосед по парте давай его успокаивать: «Ерунда! Тебе просто надо заболеть. У моей мамы есть таблетки. Она ими от рака лечилась, выздоровела, но лекарство не выкинула. От них температура растет и тошнит. Я тебе принесу коробку, там тридцать штук. Выпьешь, останешься дома, как больной, контрольные пропустишь, никто не придерется, получишь трояк в году».