Зубы стучали от холода. Даже сердце замедлило бег. Поежившись, я сел в дальнем углу.

Лучше уснуть на ледяном полу, рискуя не проснуться, чем на том грязном матрасе.

Угораздило же меня так вляпаться! Немножко выпил и что? Попал в долговую тюрьму времен Диккенса, да еще в чужом городе. Великолепно, просто превосходно! Некому ни сухарей насушить, ни залог внести. Сгнию заживо и не заметят.

Сухой кашель, как скрип ножа по стеклу, раздался совсем рядом.

Я насторожился. Напряг слух. В первый раз, подумал, что показалось. А вот во второй… Сомнений не осталось — в соседней камере кто-то был. Вероятно, нас разделяла лишь стена.

Навалилась мертвая тишина. Впервые находясь в тюрьме, ведь так сильно я не попадал даже у себя, я не знал какие тут порядки. Может, мой сокамерник был из скромных, а может ждал, пока я представлюсь? Вдруг правила такие, откуда мне знать?

Терять, кроме бесценного времени, было нечего, и я рискнул обратиться к соседу:

— Добрый день! — крикнул я в сторону кашля, обозначив временной промежуток.

Конечно, это была бесполезная информация, в особенности для тех, кто не видел солнечного света, но вежливость пересилила.

Никто не ответил. Даже не кашлянул. Сплошное пренебрежение?

Может, я подобрал неудачное приветствие, ненароком сбив внутренние часы? Сидишь себе в темнице, представляешь, что вокруг ночь, а тут вваливается новенький и сшибает тебя новостью, что на улице день. Так и невротиком стать можно!

— Правильно говорить «доброго дня», — нехотя отозвался старческий голос.

Ощущение было, что каждое слово прокашляли, с силой вытолкнув наружу. Дело в простуде или редком общении? Любой ответ склонял к грызущей тоске. А я был ей очень подвластен, поэтому тюрьмы, психиатрические больницы и государственные учреждения плохо на мне сказывались. Даже больше — были противопоказаны. Но как растолковать это стражникам? Слушать не станут, выбьют зубы, чтобы не возникал. Останется возмущенно мычать, да поскуливать.

Такие вот картины рисовались в моем воображении, одна мрачнее другой.

Не думайте, что я решил спорить с сокамерником, но после ответа прошло десять минут, а молчание затягивалось. Вот и решил, что развить диалог лишним не будет. Работать приходилось с тем, что имел, поэтому я спросил:

— Почему же?

— Есть большая разница между утверждением и пожеланием. Тюрьма хуже не станет, если день будет чуточку добрее.

Я кивнул в темноту. Кажется, мой сосед тоже не до конца отошел от похмелья. Не на такую информацию я рассчитывал в тюрьме. Впрочем, жаловаться не приходилось. Нужно учиться находить подход ко всем расам и тем более, к заключенным. Неизвестно сколько мне тут штаны протирать, знакомство лишним точно не будет.

Диалог прекратился. А подумаешь — столько общего! Один территориальный признак чего стоил…

Не имея ни часов, ни понятия о заходе солнца, я медленно сходил с ума. Находясь в глубоких раздумьях, сам не заметил, как провалился в сон. Когда проснулся, то к своему удивление отдохнувшим себя совсем не чувствовал. Напротив, тело ломило, будто от высокого жара, а во рту ощущалась сухость. Приложив руку ко лбу, почувствовал, что он горит. Высокая температура постепенно переходила в озноб.

Отлично, в довесок ко всему я заболел! Если бог и есть в этом мире, то меня он явно не жаловал. Великодушно наделил регенерацией, но оставил похмелье с простудой. Если от первого лишь болела голова, то от второго можно и помереть.

— Позовите лекаря, — попросил я, бросив слова в стену, в надежде, что они не отскочат как мячик.

— Лекарей тут нет. В тюрьме сразу отпевают, — ответили из темноты.

Обнадеживает, ничего не скажешь.

Угораздило же в другой мир попасть. Думал наслаждаться жизнью, изучать магию, мифы. Знакомиться с очаровательными эльфийками. Вместо этого с ознобом валяюсь в глухой темнице. Теперь даже скамья у фонаря казалась не таким уж и плохим вариантом. Скоро по бездомной жизни соскучусь.

Были, конечно, и свои плюсы. Их я отметил не без иронии. Есть крыша над головой, надежная, к тому же бесплатная. Вот тебе гнилая решетка, толстые стены и жесткий матрас. Устраивайся с удобством в укромном и охраняемом месте, где даже солнечный луч не разбудит с утра. Из гостей — приветливый старик-философ, судя по кашлю вскоре покинет этот мир.

Время шло медленно, не оповещая о смене суток. Когда смотришь на часы, то четко представляешь сколько действий, мыслей, движений заложено в каждой минуте. Сейчас же, все обстояло иначе. Я не мог сверить время. Ни часов, ни солнца. Бесконечность, хоть на стену лезь. Человеку непрестанно нужна работа — тела и мысли. Как говорил один знакомый профессор, доставая коньяк из пиджака — и пусть мир определяет наше отношение к нему, но столкнувшись с тюрьмой, уверенность в будущем дает трещину.

Тюрьма представляла угрозу не ограничением свободы, а навязанным расширением сознания. Мне понадобилось много часов, чтобы через безумие и лихорадку докопаться до истины. Мысль заключалась в следующем. Отняв свободу и не дав ничего взамен, преступников обрекают на бесконечное самокопание, которое заканчивалось потерей рассудка. Но безумие наступает настолько неспешно, что ты этого не замечаешь. Просто однажды возникают странные мысли, которые тебе отнюдь не свойственны.

Так, уткнувшись в угол, я представлял, что камни на стенах — игра, вроде тетриса, где, зрительно сложив ряд одинаковых прямоугольников удастся открыть желанный проход к свободе. Как ни вглядывался, напрягая зрение, отчего перед глазами плыли круги, как ни силился зрительно сцепить, расположенные в разных концах камеры камни, я неизменно терпел неудачу. Жар только усиливался.

Я честно пытался опустошить сознание, сделав его кристально чистым. Но не получалось. В голову лезли разные мысли, мое внимание скакало от одного объекта к другому: падающим каплям, жесткостью пола, запаха матраса.

Провалившись в сон, я видел себя в камере и совсем терялся во времени и пространстве, потому что не мог понять, сплю я или бодрствую. Все смешалось,не отпуская ни на секунду.

* * *

Вскрикнув, я проснулся. Холодный пот стекал с разгоряченного лба. Горло раздирало кашлем. Стало трудно дышать.

— Задержи дыхание, а потом выдохни, — посоветовал старик.

Мне не сразу удалось остановить першение в горле. Оно так глубоко засело, что при каждом вздохе напоминало о себе. Сплюнув мокроту, я слабо выругался.

— Вы меня заразили! — бросил ему.

Старик сухо рассмеялся. Послышались шаги. Так ходят по кругу, разминая затекшие конечности.

— Большого старания не нужно, чтобы заболеть в сырой темнице. Ничего, привыкнешь. Заключенные ко всему привыкают.

Привыкать совсем