Моя первая мысль – он лгал в каждом слове, этот страшныйкалека со зловещим взглядом…

Чьи слова? Из какого стихотворения?

Он не помнил, но знал, что и женщины тоже могут лгать.Женщины, которые прихрамывали, и улыбались, и видели слишком много за своюдолгую жизнь. Не важно, кто написал эти строки, главное – слова этисоответствовали действительности. Ни Элдред Джонас, ни старая карга с холма неслужили Мартену, ни даже Уолтеру… но и они олицетворяли собой зло.

Потом, после… в каньоне к западу от города… этот звук… звуки крики раненых людей и ржание лошадей… и единственный раз на его памятизамолчал даже говорливый Катберт.

Но случилось все это очень давно, в другой реальности. Здесьже вибрирующий звук или пропал, или временно ушел за порог чувствительностичеловеческого уха. Они его еще услышат. Он знал это точно. Знал и о том, чтооднажды уже прошел дорогой, ведущей в ад.

Роланд оглядел своих спутников, выдавил из себя улыбку. Онизаметили, что уголок рта уже не дрожит, – добрый знак.

– Со мной все в порядке. Но послушайте меня внимательно: мыочень близко от того места, где заканчивается Срединный мир, очень близко оттого места, где начинается Крайний мир. Первый этап нашего великого походаокончен. Мы прошли его с честью. Мы запомнили лица наших отцов. Все – испытаниямы встречали плечом к плечу и не подводили друг друга. Но сейчас мы подошли кчервоточине, а потому требуется предельная осторожность.

– Червоточине? – Джейк нервно огляделся.

– Так называется место, где ткань реальности истончается допредела. Их стало больше с тех пор, как Темная Башня начала терять силу.Помнишь, что мы видели под нами, когда выезжали из Лада?

Они мрачно кивнули, вспомнив спекшуюся в черное стеклоземлю, древние трубы, мерцающие сиреневым ведьминым огнем, бесформенныхптиц-мутантов с крыльями, напоминающими большие кожаные паруса. Роландувнезапно стало невмоготу. Ну что они сгрудились вокруг него и смотрят, как назабулдыгу, которого сшибли с ног в пьяной драке в баре.

Он протянул руки своим друзьям, новым друзьям. Эдди взялсяза них и помог, ему подняться. Невероятным усилием воли стрелок заставил себяне покачнуться, твердо встал на ноги.

– Кто такая Сюзан? – спросила Сюзанна. По наморщенному лбучувствовалось, что она взволнована, и скорее всего не только совпадением имен.

Роланд посмотрел на нее, потом на Эдди, Джейка, присевшего,чтобы почесать Ыша за ухом.

– Я вам расскажу, но сейчас не время, да и местонеподходящее.

– Ты постоянно это повторяешь, – заметила Сюзанна. – Опятьхочешь отстраниться от нас, так?

Роланд покачал головой.

– Вы услышите мой рассказ… во всяком случае, эту часть… ноне на крыше этого металлического гроба.

– Да, – кивнул Джейк. – Мы словно сидим на спине мертвогодинозавра. Я все время боюсь, что Блейн оживет и… ну, не знаю, открутит намголовы.

– Звук пропал, – вставил Эдди. – Словно дребезжала гитарнаяструна.

– Мне это напомнило одного старика, которого я видел вЦентральном парке. – добавил Джейк.

– Мужчину с пилой? – спросила Сюзанна. Джейк воззрился нанее, его глаза округлились от изумления. Сюзанна кивнула. – Только он не былстариком, когда я его видела. Здесь не только у географии съехала крыша. Времятут тоже какое-то странное.

Эдди обнял ее за плечи, прижал к себе.

– И слава Богу.

Сюзанна повернулась к Роланду. В ее глазах читался явныйвызов.

– Я напомню тебе о твоем обещании, Роланд. Я хочу знать отой девушке, что носила мое имя.

– Ты узнаешь, – повторил Роланд. – А теперь давайтеспускаться со спины этого чудища.

Сказать оказалось легче, чем сделать. В отличие от КолыбелиЛада конечная станция, к которой подкатил Блейн, располагалась на поверхностиземли. Вдоль платформы тянулся искореженный розовый рельс. Крышу от бетонаотделяли добрых двадцать пять футов. Если и была аварийная лестница вроде той,по которой они выбрались из салона, ее заклинило при столкновении с упорами.

Роланд скинул заплечный мешок, порылся в нем, достал кожануюупряжь, которой они пользовались, чтобы нести Сюзанну, если она не моглапроехать на инвалидном кресле. О кресле, однако, они больше могли небеспокоиться, отметил стрелок. Оно осталось в Ладе, его пришлось бросить вовремя их отчаянной попытки загрузиться в монопоезд.

– Зачем это тебе? – подозрительно спросила Сюзанна. Так ееголос звучал всегда, когда упряжь извлекалась на свет Божий. Сильнее упряжи яненавижу только этих хонки на Миссисипи, как-то сказала она Эдди голосом ДеттыУокер, ко не так чтобы намного, сладенький.

– Расслабься, Сюзанна Дин, расслабься. – Стрелок чутьулыбнулся и начал разделять и отстегивать ремни, отложив в сторону сиденье,потом связал ремни между собой и с последним куском веревки испытанным шкотовымузлом. Работая, он прислушивался к дребезжанию червоточины… точно так же, какони прислушивались к Божественным барабанам… точно так же, как он и Эдди ждали,когда чудовища-лобстеры начнут задавать свои умные вопросы (Дад-а-чок?Дуб-а-чум?), каждую ночь выползая из волн на берег.

Ка есть колесо, думал он. Или, как говорил Эдди, приходитвертясь и уходит вертясь.

Последней он соорудил петлю на ременной части. Джейкуверенно сунул в нее ногу, одной рукой схватился за веревку, на сгиб второйпосадил Ыша. Зверек нервно оглядывался, скулил, вытягивал шею, лизал Джейкулицо.

– Ты не боишься, не так ли? – спросил Джейк ушастика.

– Ишься, – согласился Ыш, но сидел спокойно, пока Роланд иЭдди опускали Джейка вдоль стены поезда. Длины веревки не хватило, чтобыдоставить Джейка на землю, но он без труда высвободил ногу и, пролетевпоследние четыре фута, благополучно приземлился. Опустил Ыша на платформу.Ушастик побегал, понюхал и задрал лапку у угла станционного здания. Не такогороскошного, как в Колыбели Лада, но той старомодной архитектуры, которая такнравилась Роланду. Обшитое выкрашенными белой краской досками, со свесами крыши,высокими узкими окнами, напоминающими бойницы. Над рядом дверей, ведущих вздание, сияли золотом слова:

АТЧИСОН, ТОПИКА, САНТА-ФЕ

Порода, предположил Роланд. Последнее название показалосьему знакомым. Вроде бы был город Санта-Фе в феоде Меджис. И мысли его вновьвернулись к Сюзан. Прекрасная Сюзан, стоящая у окна с незаплетенными, падающимина спину волосами, пахнущая жасмином, розой, жимолостью и сеном, запахами,которые оракул в горах смог воссоздать с большой натяжкой. Сюзан, лежащая накровати, пристально вглядывающаяся в него, потом улыбающаяся, закидывающая рукиза голову, чтобы грудь поднялась, словно ждала прикосновений его рук.