АВТОСТРАДА 70.

Роланд присоединился к Джейку, осторожно достал из-за пазухиЫша, опустил на крышу. Ушастик обнюхал розовую поверхность, посмотрел вперед,на носовую часть поезда. Там гладкая пулеобразная поверхность топорщиласьискореженным металлом. Две темные параллельные борозды начинались у переднеготорца поезда и заканчивались в десяти ярдах от того места, где стояли Джейк иРоланд. В конце каждой торчал металлический столб, раскрашенный чередующимисячерными и желтыми полосами. Эти столбы и взрезали крышу Блейна Моно. Джейку оничем-то напоминали стойки футбольных ворот.

– Это те самые упоры, о которые он и хотел разбиться, –прошептала Сюзанна. Роланд кивнул.

– Похоже, нам повезло. Если бы он мчался быстрее…

– Ка, – раздался за их спинами голос Эдди. По интонациичувствовалось, что он улыбается. Роланд вновь кивнул.

– Именно так. Ка.

Джейк отвернулся от столбов, опять посмотрел на щит смаркировкой дороги. Он уже убедил себя, что если щит и останется, то надпись онувидит совсем другую ("ПЛАТНАЯ ДОРОГА СРЕДИННОГО МИРА" или"БЕРЕГИСЬ ДЕМОНОВ"), но прочитал на щите то же самое, что и в первыйраз.

– Эдди? Сюзанна? Вы это видите?

Они проследили взглядами за его указующим пальцем. Какое-товремя, достаточно долгое, чтобы Джейк успел испугаться, а не галлюцинации ли унего, они молчали. Потом паузу нарушил Эдди:

– Святое дерьмо. Неужели мы дома? Если да, то где люди? Еслибы Блейн прикатил в Топику… нашу Топику, канзасскую Топику… как моглополучиться, что я не видел этого в "Шестидесяти минутах"["Шестьдесят минут" – информационно-публицистический тележурнал. Выходитеженедельно с 1968 года.]?

– Что такое «Шестьдесят минут»? – спросила Сюзанна. Прикрывладонью глаза, она смотрела на юго-восток, на щит.

– Телевизионная передача, – ответил Эдди. – Ты с нейразминулась на пять или десять лет. Белые господа в галстуках. Не важно. Этот указатель…

– Это Канзас, точно, – кивнула Сюзанна. – Наш Канзас,полагаю. – Она заметила другой щит, едва проглядывающий за деревьями. Показалана него Джейку, Эдди и Роланду.

Девиз

КАНЗАССКОЙ ПЛАТНОЙ АВТОСТРАДЫ:

Без карты – никуда.

Загляните в дорожный атлас

Рэнда Макнелли.

– В твоем мире есть Канзас, Роланд?

– Нет, – Роланд переводил взгляд с одного щита на другой. –Мы далеко за пределами того мира, который я знал. Я покинул его задолго дотого, как встретил вас троих. Это место…

Он замолчал, склонил голову набок, словно прислушивался ккакому-то очень далекому звуку. И выражение его лица… Джейку все это очень ненравилось.

– Итак, дети! – радостно воскликнул Эдди. – Сегодня мы будемизучать географию Срединного мира. Видите ли, мальчики и девочки, в Срединноммире вы выходите из Нью-Йорка, путешествуете на юго-восток к Канзасу, затемследуете вдоль Тропы Луча, пока не добираетесь до Темной Башни… котораянаходится в самом центре. Первым делом вы сражаетесь с гигантскими лобстерами!Потом катите на сбрендившем поезде! И наконец, после короткого визита в нашлюбимый бар…

– Вы что-нибудь слышите? – оборвал его Роланд. – Кто-нибудьиз вас?

Джейк прислушался. Ветер, шуршащий листвой деревьев в парке,листья только-только начали желтеть и опадать, постукивание коготков Ыша,двинувшегося по крыше к носовой части Моно. Потом Ыш остановился, прекратилосьи постукивание…

На плечо Джейку, заставив подпрыгнуть от неожиданности,легла рука. Рука Сюзанны. Голова, склоненная набок. Глаза-блюдца. Вслушивался иЭдди. И Ыш: он навострил уши, чуть слышно зарычал.

Джейк почувствовал, как по коже у него побежали мурашки. Вто же время губы затвердели, скривились в гримасе. Точно так же, как кривилисьони, стоило укусить лимон. Им предлагалась звуковая версия этого самого укуса.И он уже слышал нечто подобное. Несколько лет назад он видел в Центральномпарке одного психа, который мнил себя музыкантом… да, психов, полагающих, чтоони музыканты в Центральном парке хватало, но только этот играл на столярноминструменте. Перед тем типом рядом с лежащей полями вверх шляпой стоялатабличка с надписью: «ВЕЛИЧАЙШИЙ В МИРЕ ИГРОК НА ПИЛЕ! ЗВУЧИТ КАК ГАВАЙСКАЯГИТАРА, НЕ ТАК ЛИ? ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗАБОТЬТЕСЬ О МОЕМ ПРОПИТАНИИ!»

В парк Джейк тогда ходил с Гретой Шоу, и он запомнил, какона ускорила шаг, проходя мимо этого музыканта, сидящего, словно виолончелист воркестровой яме, только на его голых ногах лежала слегка тронутая ржавчинойножовка. Джейк помнил выражение комического ужаса на лице миссис Шоу,подрагивание ее плотно сжатых губ, как будто… как будто она только чтонадкусила лимон.

Звук, который слышался сейчас, не полностью соответствовалтому,

(ЗВУЧИТ КАК ГАВАЙСКАЯ ГИТАРА, НЕ ТАК ЛИ?)

что извлекал тот парень в парке из пилы при вибрации ееполотна, но и не так уж отличался: колеблющийся, дрожащий металлический звук,от которого заполнялись синапсы, а из глаз начинали литься слезы. Источникзвука находился перед ними? Джейк за это поручиться не мог. Вроде бы звукнакатывал со всех сторон, но такой слабый, что Джейку хотелось верить, что егонет и в помине, просто у него разыгралось воображение. Да только остальные…

– Берегись! – крикнул Эдди. – Помогите мне! Скорее! Я думаю,он сейчас отключится!

Джейк резко повернулся к стрелку и увидел, что лицо у тогопобелело как мел. Один уголок рта дергался, словно зацепленный рыболовнымкрючком.

– Джонас, Рейнолдс и Дипейп, – произнес он. – Большиеохотники за гробами. И она. Коос. Именно они. Именно они…

По телу Роланда, стоящего на крыше монопоезда в разбитыхпыльных сапогах, пробежала дрожь. Невероятная печаль отразилась на лице.

– О, Сюзан, – прошептал он. – О, дорогая моя.

Они его поймали, подхватили на руки, уберегли от падения.Стрелка бросило в жар от чувства вины и презрения к себе. Что он такого сделал,чтобы его оберегали с таким рвением? Всего лишь жестоко вырвал из привычнойжизни, точно так же, как садовник вырывает с грядок сорняки.

Он попытался сказать им, что с ним все в порядке, что онимогут отойти, что он в норме, но ни слова не сорвалось с губ. Этот ужасныйвибрирующий звук перенес его в далекое прошлое, в каньон к западу от Хэмбри.Дипейп, Рейнолдс и старый хромоногий Джонас. Но более всего он ненавиделженщину с холма, черной ненавистью, на какую только способен очень молодоймужчина. Да, теперь ему не оставалось ничего другого, он мог только ненавидеть.Тогда у него разбилось сердце. И теперь, по прошествии стольких лет, ему вродебы открылась истина: разбитые сердца склеиваются вновь, и ничего ужаснее неможет выпасть на долю человека.