– Да не простой! Чтобы на престоле полежал, во время сорокоуста. Потом его в порошок растирают и в любое питьё. На обычного человека не действует, а для колдуна погибель!

– Первый раз слышу, – подивилась баба Оня. – Вот уж верно – век живи, век учись…

– А откуда свойственница твоя знает про него? – подозрительно сощурилась Матрёша.

– Да уж знает. Не один век землю топтала. Какой-то знахарь растрепал. В подпитии был на Святках… Я как вспомнил – так и подорвался к ним. Спасибо, у неё запаска имеется – позаимствовала тогда же у болтуна.

– Семён! – Гарапа торжественно расцеловала деда. – Если бы не ты! – она сбилась и махнула рукой.

Остальные тоже полезли с благодарностями, и дед расцвёл.

– Да ладно вам, бабоньки. Добыть-то я добыл, а вот напоить – на то особый талант, особая смекалка требуется!

Все дружно обернулись на примолкшего кота. Тому было не до разговоров – он энергично жевал. Кончик домашней колбасы свешивался из пасти. На очереди был шмат сала да румяный калач – кот зажимал их в лапах и разглядывал с умилением.

– Герой, – пробормотала Грапа да рассмеялась. Следом заливисто закатился дед, а после и остальные девчата.

– Ох, не могу. – Варвара протирала глаза. – Это нервное. Точно.

Грапа с Оней согласно кивали, не в силах остановиться.

Матрёша щипала себя, бормоча:

– Против слёз. Против слёз.

– Не боись. – успокаивал, поддерживая трясущиеся бока, дед. – Хорошего смеху много не бывает.

И только Клавдия с Никаноровной сидели тихонько. Им было совсем не весело.

Клавдия думала о том, что теперь придётся уезжать из странной деревни, возвращаться обратно в санаторий. Но этого совсем не хотелось. Обычная жизнь представлялась ей сейчас нежеланным завершением неожиданных приключений.

Никаноровна же пыталась удержать в памяти место, куда упало кольцо. Теперь, когда колдуна обезвредили, стоило попытаться вернуться на болото и отыскать украшение.

– И что же теперь колдун? – отсмеявшись, спросила Варвара. – Куда пойдёт? Что будет делать?

– Почём знать, – равнодушно отмахнулся Семён. – Мож, в лесу сгинет, мож, к деревне какой прибьётся. Он теперь что блажной. Чист как младенчик.

– А если в болоте утонет?

– Туда ему и путь! – отрезала Матрёша и указала на стол. – Ну, Оня, кика твоя расстаралась! К Семёновой снеди вон сколько добавила добра.

– Налетайтя, девки! – тяжело отдуваясь, дворовый поковылял к угощению.

– И то верно! – поддержал кота дед. – Давайте, что ли, отпразднуем?

Все потянулись к столу. Клавдия с Никаноровной нехотя присели у края, аппетита не было совершенно.

– Ничего. Это от стресса. – баба Оня поставила перед каждой своё знаменитое успокоительное. – Всё пройдёт. Всё забудется.

Дворовый же потребовал себе наливки. Подняв в лапе наполненный доверху бокал, провозгласил торжественно:

– Ну, будем живы! Здрям-м-м!

– Будем, будем! – поддержали его, зазвенели чашками, чокаясь. – За здоровье! За мир!

Страшная ночь подошла к завершению. Начинался новый день. Над деревенькой всходило солнце. Оно играло лучами и каталось по небу ярким мячиком, пробуя силы перед скорой Пасхой.

А в домике бабы Они гуляние было в самом разгаре. Под торжественное дирижирование Семёна девчата старательно выводили:

Солнышко-вёдрышко,

Выгляни, красное,

Из-за гор-горы, из-за гор-горы!

Солнышко-вёдрышко,

Загляни в окошечко!

Из-за гор-горы, из-за гор-горы!

Солнышко-вёдрышко,

Подари всем яркий день!

Ясными лучами

Землю всю согрей!

Дворовый старался больше всех – отчаянно фальшивя, орал на одной ноте:

Далалынь, далалынь!

Покажиси, отогрей!

Далалынь, далалынь!

Всех людей согрей!