Есть еще одна моя любимая история про «нет», и она — о Шанель. Честно говоря, мне никогда не было понятно, почему все так любят ее. Есть, наверное, четыре женщины-иконы, которых знают все и вроде бы любят просто как природное явление, по крайней мере часто покупают шоперы и открытки именно с ними: Фрида Кало, Мэрилин Монро, Одри Хепбёрн и Габриэль (Коко) Шанель. Я изучала истории всех четырех, и именно Коко оставила во мне больше всего вопросов. Она была известна своей любовью к пересказу своей же собственной жизни на новый лад: периодически меняла не только детали истории своего детства, но и детали истории о своем рождении. Чаще всего приукрашивая реальность, которая была далеко не жемчужно-гламурной.

Габриэль попала в Обазинское аббатство после смерти матери, вместе с сестрами, потеряв одновременно дом, родителей и братьев. Отец Шанель, Альбер, никогда не был примерным семьянином. Долгие годы он путешествовал по Франции, продавая различные товары, так никогда и не сколотив приличного состояния и, говорят, оставив Габриэль несколько братьев или сестер, о которых она так никогда и не узнала.

Мама Шанель, Жанна, моталась (я хотела написать «путешествовала», но это неподходящее слово, оставим так) за мужем по всей стране, и жила семья в самых дешевых съемных квартирах, в одной из которых Жанна и умерла холодным февральским утром.

Страшно подумать, в каком состоянии были дети, оставшись без единственной константы в своей кочевой жизни. Братьев Габриэль (им было 6 и 10 лет) отец отдал на ферму, вроде бы на воспитание, но по факту — как бесплатную рабочую силу. А девочек отвезли в Обазинское аббатство, где они могли хотя бы получить образование.

И в первый вечер девочек Шанель в аббатстве случилась история про слово «нет». Ее рассказывает нам сама Шанель, ниже — ее прямая речь, она часто писала о себе в третьем лице:

— Появление сироток мешает распорядку дня и ведению домашнего хозяйства монахинь, но в конце концов они преодолевают суровую провинциальную строгость и неохотно говорят: «Мы приготовим тебе два вареных яйца». Маленькая Коко чувствует их недовольство и обижается; она умирает от голода, но при виде яиц трясет головой, отказывается от них, заявляет громким голосом, что не любит яйца, ненавидит их; на самом деле она их любит, но после этой первой встречи, в эту унылую ночь ей нужно чему-то сказать «нет», сказать страстно «нет» всему окружающему31.

Такое короткое и простое слово «нет», но как сильно оно может поменять историю, наши ощущения, уверенность в себе, историю моды, в конце концов. Возможно, это «нет» было началом пути Габриэль Шанель к Коко Шанель, подарив ей новую опору в жизни после потери семьи.

В любом случае «Нет — это законченное предложение». Я знаю, что для многих женщин осознание этого и, главное, применение в жизни становится просто новым этапом. Столько вины, самобичевания, оправданий иногда следует за этим «нет». Я сама тренируюсь произносить его четко и уверенно, а потом не прокручивать в голове пленку из мыслей «о боже мой, что же обо мне подумают люди и бабушка». Может быть, истории сестер Олсен и Габриэль Шанель помогают мне на пути к моему уверенному «нет».

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОРЕФЛЕКСИИ

В этой истории я упоминала четырех женщин-икон, о которых все слышали и даже вроде бы любят, но на самом деле мало что знают об их истории. Подумайте, что вы знаете о них?

А что вы хотели бы узнать о них?

Когда вы в последний раз говорили нет? Как вы себя чувствовали при этом?

Нобелевская премия

Каждый год она готовилась к этому дню: покупала шампанское и ставила его на лед, надевала лучшую одежду и ждала звонка. Она как будто знала, что он будет, хотя всё — решительно всё, даже официальные правила, — было против.

Вся ее жизнь как будто состоит из постоянных преодолений, а она их как будто и не замечает. Или замечает, но не придает значения. Она говорит, например: «Единственная разница между мужчинами и женщинами в науке заключается в том, что женщины рожают детей. Это усложняет работу женщин в науке, но… это всего лишь еще одна проблема, которую необходимо преодолеть».

Ни больше ни меньше — просто «еще одна проблема, которую надо преодолеть». А на ее жизненном пути их было много, она привыкла и никогда не жалуется.

Розалин Сасмен родилась в очень небогатой еврейской семье, в очень небогатом районе Нью-Йорка. Ее родители не имели высшего образования, но все-таки надеялись, что дети смогут хотя бы отучиться в колледже. Они хотели, чтобы Розалин и ее брату Александру не пришлось подрабатывать, например шитьем воротничков. Для дочери они видели прекрасное светлое будущее — стать учительницей. Что может быть лучше?

Но Розалин сразу была не согласна (кажется, это было ее нормальное жизненное состояние — быть не согласной): она увлекалась физикой, поступила в престижный Хантерский колледж, стала первой выпускницей кафедры физики, закончив учебу с блестящими оценками и раньше положенного срока. Стало ли ей легче прокладывать свой путь в науке после этого? Конечно нет! Она вспоминала, как однажды получила откровенный ответ из одного из университетов: «Еврейка? Женщина? Из Нью-Йорка? Нет, вам точно не к нам».

Со свойственным ей упорством Розалин обошла и это препятствие, в конце концов договорившись, что будет трудиться над своей докторской диссертацией в обмен на работу секретарем в Колумбийском университете.

Когда началась Вторая мировая война, многие ученые-мужчины были призваны в армию и в университетах и лабораториях освободилось некоторое количество мест для женщин. Именно поэтому Розалин пригласили в Иллинойсский университет. Из 400 человек на потоке она была един­ственной женщиной. Возможно, именно на этой стажировке, окруженная 399 мужчинами, она выработала неприязнь к феминистскому движению, или как минимум непонимание. Возможно, это была классическая ошибка выжившего — «я смогла, и все должны смочь». Она говорила: «Проблема с дискриминацией заключается не в дискриминации как таковой, а в том, что те, кто подвергается ей, считают себя людьми второго сорта».

В любом случае Розалин точно не считала себя человеком второго сорта. Может быть, ей было просто некогда — так много препятствий приходилось преодолевать, здесь действительно не до мыслей о борьбе за права женщин. Например, вместо лаборатории ей предложили использовать подсобку уборщиков (вместе со швабрами и ведрами). Наводит на мысль о классическом вопросе по поводу «места женщины». Но это меня наводит, Розалин — нет. Она просто приступает к работе. Кстати, интересно, что Розалин тоже вдохновлялась историями великих женщин — ее настольной книгой была автобиография Мари Кюри, она была ролевой моделью и для Арона Ялоу (супруга Розалин).

Розалин знакомится с Соломоном Берсоном, который становится ее многолетним коллегой и соратником, да что там — другом и членом семьи. Говорят, они стали так близки, что могли заканчивать предложения друга друга и общаться телепатически. Работают по 80 часов в неделю, исследуя изотопы и инсулин. Дальше для меня начинается сложное: мне тяжело понять точные детали происходящего в их лаборатории (я пытаюсь, обещаю рассказать вам о моих успехах в физике во второй или третьей части этой книги), но в итоге, в течение более чем 20-летней совместной работы, они создают радиоиммунный анализ (РИА), использование которого на сегодня спасло жизни не одному миллиону человек. Анализ помогает и принимать решение о необходимости операции, и ставить правильный диагноз, в том числе новорожденным детям, назначать верную дозу антибиотика и лечить. (Вы поняли, что и здесь мне сложно? Но я старалась.)

А, чуть не забыла: пока Розалин работала по 80 часов в неделю в лаборатории с Берсоном, она еще успела выйти замуж,