Комбат привалился к дверце и задремал – ночь-то оказалась бессонной.

За шумом мотора Виктор не услышал, как на колонну свалились два «мессера». От шедшего впереди грузовика полетели куски бортов, он вильнул в сторону и съехал в кювет.

Над полуторкой с ревом на малой высоте пронесся истребитель с черными крестами на крыльях, а следом за ним зашел в атаку на пологом планировании еще один.

Виктор ударил по тормозам, остановил машину, выпрыгнул из кабины и бросился в кювет. Комбат тоже успел покинуть кабину и залег с другой стороны дороги.

Немецкий пилот прицельно бил из пушек и пулеметов, несколько снарядов попало в мотор и кабину.

Истребители сделали «горку» и ушли, а уцелевшие бойцы потянулись к машинам. Но на ходу оказался только один грузовик.

Командир дивизиона достал из сейфа документы и печать, сложил все в вещмешок, а сейф сбросили на обочину. Бойцы и командиры залезли в кузов, но уж больно он мал! Ехали стоя, держась друг за друга, стояли на подножках у кабины.

Полуторка была сильно перегружена и скрипела рессорами на неровностях, но ехала.

Добравшись до большака, они повернули налево. От грузовика пыль поднималась столбом, и, как только водитель сбрасывал скорость, пыльное облако покрывало всех. Люди кашляли и терли руками слезящиеся глаза, размазывая грязь по лицам.

Грузовик притормозил у выбоины, пыль осела.

Виктор, стоящий у заднего борта, увидел сзади на большом удалении колонну автомашин.

Они тронулись дальше. Впереди был пологий спуск, протекала речушка, и через нее был мост – деревянный, узкий. Перед ним скопилось несколько автомашин, гужевые повозки с гражданскими людьми.

Полуторка с бойцами встала в конец очереди. Сзади уже нарастал шум приближающейся колонны – над ней тоже стояла пыль.

Виктор всмотрелся: похоже – впереди танк. Правда, далеко до него, в бинокль бы посмотреть… Он только успел оглянуться на комбата, как впереди, у моста, громыхнул взрыв. Виктор сразу закричал:

– Вижу танки сзади!

Но для того чтобы разглядеть, было слишком далеко и пыльно. Правда, выстрел сам по себе говорил – чужие!

Бойцы стали быстро выпрыгивать из кузова. Виктор с комбатом побежали в сторону: танк в первую очередь будет стрелять по технике. Но для танкового пулемета пока еще далеко, и огонь неэффективен.

Отбежав немного в сторону, оба – и комбат, и Виктор – повернули направо, к мосту. А туда уже бежали все, бросив повозки и машины.

Раздался еще один взрыв, и снаряд из танка угодил в последний грузовик, на котором ехал Виктор и бойцы дивизиона.

На мосту и под мостом возились саперы – они минировали мост. Хоть и невелика речушка, но правый берег крут, а левый заболочен. Танку, не говоря уж о вражеских грузовиках, речку без моста не преодолеть.

Рев двигателя нарастал. Танк расстреливал машины, освобождая путь к мосту.

Саперы закричали:

– Все с моста! Сейчас взрывать будем!

Люди прыгали в воду, а кто не успел добежать до моста, сворачивали к реке.

Танк был уже в двух сотнях метров. Теперь уже экипаж не стрелял из пушки, опасаясь разрушить мост, но танковый пулемет бил непрерывно. Люди гибли и получали ранения.

Комбат и Виктор добежали до берега и кинулись в воду. Сапоги вязли в толстом слое ила, и их приходилось вытаскивать силой.

Кое-как они выбрались на берег, и вдруг рядом ахнуло – это саперы взорвали мост. Во все стороны полетели бревна и куски дощатого настила.

А танк все ближе…

Комбат замешкался, но Виктор схватил его за руку и потащил к кустам. Они бежали, пока хватало сил.

Сзади слышалась интенсивная стрельба. Иногда долетали шальные пули, сбивая листья и ветки с кустов.

– Все, привал, надо отдышаться.

Старлей уселся на землю, снял сапоги и стал выливать из них воду. Виктор сделал то же самое: противно, когда в сапогах хлюпает, да и сапоги с портянками тяжелыми стали.

– А где наши?

В грузовике ехало человек двадцать пять, но после обстрела из танковой пушки и пулемета бойцы рассеялись. Никого из штабных Виктор не знал, просто по-человечески было жаль парней. Неразбериха в первые месяцы войны была сильной.

Немного передохнув, комбат решил идти на восток. Для кадрового военного сориентироваться по сторонам света – раз плюнуть. Положение солнца, мох на деревьях и кроны их подсказывали направление.

Виктор подпортил настроение:

– Автомат где?

– В кабине грузовика остался.

– А знамя полка?

Для каждого военнослужащего знамя части – святыня. Даже если убиты все бойцы, а знамя сохранено, подразделение укомплектуют и полк или дивизия будет существовать дальше. Если знамя утрачено – сгорело, превратилось в рванье из-за осколков, а паче того – досталось врагу – позор, хуже которого не бывает. Такую часть расформировывают, даже если в наличии есть личный состав и боевая техника.

Комбат, услышав вопрос, чертыхнулся – за знамя должен отвечать командир дивизиона или комиссар. Они обязаны были вынести его, даже если для этого пришлось бы обмотать его вокруг своего тела. А где сейчас комиссар? Он, как и все, бежал к переправе. И они не знали, жив ли комиссар или убит, и судьба знамени была неизвестна. Может, убит комиссар и немцы захватили знамя как почетный трофей?

От этих предположений комбату стало плохо. Вот выберутся они к своим, и те спросят – где знамя? Что комбат им ответит? А ведь он коммунист, красный командир! О том, что до своих еще надо добраться, избежав позорного плена, думать не хотелось. Уж лучше застрелиться! Но и за реку вернуться нельзя, сейчас там немцы.

Старлей поднялся:

– Идем.

Стрельбы у моста уже не было слышно, зато громыхало впереди.

Виктору пришла мысль – не в окружении ли они уже? Он задал этот вопрос комбату.

– Ты бы чего полегче спросил… Умеешь настроение испортить!

После купания в реке на повязку на голове комбата осела пыль, и она выглядела грязной тряпкой. Да и сами они смотрелись непрезентабельно – в мятой и грязной форме.

До деревни шли около получаса. В ней оказалось несколько стариков и старух.

– Немцев нет? – был первый вопрос комбата.

– Германцев не видели еще с Первой мировой. А наши вчера драпали.

Словечко «драпали» резануло по ушам, но устами старика глаголила истина. А на правду, сколь бы горькой и неприятной она ни было, обижаться нельзя.

– Поесть ничего не найдется?

Комбату явно неудобно было просить: старик был настроен недружелюбно, глаза колючие.

– Уже и жрать нечего? А пушки, танки и самолеты ваши где? Пели ведь «Если завтра война, если завтра в поход…» А случилась война – отступаете. До Москвы бежать будете или еще дальше?