Ей было интересно, что же там происходит снаружи, за стенамиэтой заколоченной лачуги. Разыскивает ли ее полиция? Есть ли у кого-топодозрения в отношении Карла?

А потом те мысли, которые она пыталась подавить с самогоначала своего тяжкого испытания, принялись пробивать себе дорогу в ее сознание.Мысль о ее семье, о Тодде... Ей было ужасно больно представлять, через что имприходилось пройти. Она понимала, что они безумно встревожены. Ах, если бытолько был какой-нибудь способ передать им послание и дать знать, что она всееще жива!

На помощь Карла в этом она рассчитывать не могла. Это ведьбыло необычное похищение. И никакой записки о выкупе не предполагалось. Деньгиему были не нужны. Все, чего он хотел — это ее... в каком-то извращенномпонимании.

И бедная Джессика, должно быть, так беспокоится о ней!Элизабет прикинула, что сестра, скорее всего, была первой, кто сообразил, чтоона исчезла. «По всей вероятности, из-за меня она пропустила вечеринку уМорроу, дожидаясь дома, пока я появлюсь», — подумала Элизабет с глубокимвздохом. Ей было интересно, где сейчас находится ее сестра. Больше всего насвете ей хотелось бы быть рядом с Джессикой!

А Джессика в этот самый момент сидела в своей спальне иневидящим взором смотрела в пространство. По настоянию матери она переоделасьиз неопрятной одежды, которую набросила на себя накануне вечером, в старенькиеджинсы и хлопчатобумажный вязаный свитер. Она выглядела бледной имитацией самойсебя в обычном состоянии. Ее дрожь прошла, уступив место этакой странной смесичувства беспомощности и отвращения к себе самой.

С несколько отстраненным интересом Джессика подумала обурной деятельности, не прекращавшейся в гостиной. Соседи, друзья приходили кним домой, чтобы сказать слова утешения и предложить свою помощь. Но оначувствовала, что все они только понапрасну отнимают у них время. Их пылкиежесты напоминали Джессике улей, полный пчел: безумная суматоха неистовогодвижения, ведущая в никуда. Каждый сантиметр Ласковой Долины и прилегающих кгородку местностей были прочесаны по нескольку раз в поисках хоть какого-нибудьследа Элизабет. И все без толку. Так что теперь ничего не оставалось делать,как просто ждать и молиться, чтобы появилась какая-нибудь новая ниточка.

Да, внизу дом и в самом деле был полон. В центре событийнаходился мистер Коллинз, который приехал к ним, едва узнав эту новость. Былитам также их ближайшие соседи, Бэкуиты и Килгартены. Явились в дом дажепартнеры отца, юристы.

Среди друзей Элизабет там были Инид, которая по прибытииразрыдалась, обнимая Джессику, и коллеги Элизабет по «Оракулу», газеты школыЛасковой Долины: Оливия Дэвидсон, Пенни Айала и Джон Пфайфер. И еще примернодюжина прочих встревоженных ребят из школы тоже болталась там.

Посидев с этой толпой недолгое время, Джессика сбежала всвою комнату. Она была не в силах разговаривать ни с кем. Вот почему она былаособенно раздражена чьим-то настойчивым стуком в ее дверь.

—Убирайтесь, — рассерженно сказала она.

—Джессика, пожалуйста, впусти меня. Я хочу поговорить стобой.

Этот голос был совершенно неожиданным. Думая, что ей придетсяс вежливым извинением отослать юношу восвояси, Джессика поднялась, чтобыоткрыть дверь.

Да, там стоял Николас, с бумажной хозяйственной сумкой водной руке и ее пальто — в другой.

Надеюсь, ты не против... Твоя мама сказала, что я могу поднятьсясюда. Я только хотел сказать тебе, что очень сожалею о твоей сестре, — выпалилон. — И Регина тоже. Это, должно быть, так для тебя ужасно...

Всего двадцать часов назад сама мысль о том, что Николасбудет в ее спальне, была бы благодатной пищей для бесчисленных фантазий, но теперь,когда он в самом деле стоял здесь, Джессика обнаружила, что ее это не волнует.

Они там формируют поисковые группы, хотят искать ее, —сказала она на редкость вялым для себя голосом. — Если хочешь помочь, пойди ипоговори с мистером Коллинзом.

Я схожу. Попозже, — сказал он и протянул Джессике сумку ипальто. — Я вот принес твою одежду. Я думал, что тебе она, наверное, нужна.

Спасибо. — Джессика взяла сумку и пальто и безразличношвырнула их на кровать.

Николас посмотрел на нее.

Ты не хочешь немного поговорить? Похоже, что друг тебе бы непомешал.

Джессика пожала плечами.

Ну давай же, Джес, поговори со мной. Ведь этот кошмар,наверное, просто убивает тебя, а я готов голову дать на отсечение, что у тебястолько всего внутри... — Он взял ее за руку. — Поверь мне, тебе станет тольколучше, если дать этому выход.

Ты меня не поймешь...

А ты попробуй. Может быть, и пойму.

Сердечные слова Николаса и их ласковая убедительностьсломали сопротивление Джессики.

Ладно, — сказала она. — Пойдем погуляем. Немного свежеговоздуха мне не помешает.

Выйдя из дома, они неторопливо зашагали по испещренномуполосками солнца тротуару. Несколько минут ни один из них не говорил ни слова.В конце концов Джессика нарушила молчание:

Лиз — очень необычный человек.

Должно быть, так,— согласился Николас. — А какая же она?

Ну, внешне она в точности такая же, как я, но внутри онаполная противоположность мне, — и в начинающейся истерике Джессика выпалила: —Она никогда в жизни не сделала бы со мной то, что я с ней сделала вчеравечером!

—Ну-ну, все в порядке.

Николас слегка погладил ее по спине, а Джессику уже охватилинеудержимые волны слез.

Нет, не все в порядке! — сверкая влажны ми глазами, онарезко развернулась к нему. — Это я виновата, что Лиз где-то там, и ее, по всейвидимости, держит заложницей какой-то маньяк. Или еще что похуже. Если бы япроявила о ней хотя бы половину той заботы, которую она всегда проявляет обомне, то она бы уже сейчас была с нами!

Стоп-стоп, Джес, — Николас обнял ее. — Я не знаю в точности,что здесь происходит, только не понимаю, как ты можешь отвечать за это.

Зато я понимаю! Вчера вечером я должна была понять, чтоЭлизабет в опасности! Я должна была это понять задолго до того, как Тоддупришлось вколачивать это в меня, сталкивать меня в бассейн. Должна была,Николас, но не сделала этого. Вот в чем была моя вина.

Но тогда почему же... — Николас озадаченно посмотрел на нее.

Да потому что... потому что... — Джессике было очень труднопроизнести эти слова. — Потому что все мое внимание было слишком поглощенотобой, чтобы думать о Лиз.

Она была не в силах видеть реакцию Николаса и, опустивглаза, пристально смотрела на носки своих туфелек. А Николас, взяв ее лицо вруки, осторожно приподнял ее голову к своему лицу.

Я тебе не верю, — негромко сказал он.