А Макс в этот момент был как раз на пути в школу. Он сиделна месте для пассажира в седане своей матери. После освобождения из полиции он,по сути дела, стал пленником в собственном доме, все время был под неусыпнымнадзором родителей. Они дали ему понять, что, покинув дом без разрешения, он впоследний раз предал их доверие. Его арест и смутил их, и глубоко обидел, такчто хотя они и были уверены, что он не имеет никакого отношения к похищениюэтой Уэйкфилд, они полностью ограничили его свободу. Единственным местом, кудаему дозволялось уходить из дома, была школа.

И в итоге поход в школу в этот день мог бы стать для негоедва ли не удовольствием, если бы... если бы не экзамен у мистера Коллинза. Онпровел все воскресенье в уединении цокольного этажа, пытаясь изучить «Отелло»,и к сумеркам ему показалось, что он наконец-то усек то, что хотел сказатьШекспир. Однако он мало верил в свою способность внятно выразить свои открытиямистеру Коллинзу. Он предполагал, что после этого экзамена ему придетсяпрямиком направиться в канцелярию оформлять документы для занятий в летнейшколе.

Макс был настолько поглощен мыслями о предстоящем емутяжелом испытании, что совсем не был готов к приему, оказанному ему при входена первый же урок. Известие об Элизабет распространилось быстро, а вместе сним, разумеется, и новость об аресте Макса. Мнения класса по поводу еговиновности, казалось, разделились, и в итоге примерно половина егоодноклассников взирали на него как на некое неисправимое существо, тог­да какдругая половина смотрела на товарища с едва скрываемой жалостью. Но Максукатегорически не нравилось ни в каком отношении быть центром внимания. Однодело, когда сам жаждешь этого внимания, выступая на сцене с ансамблем «Друиды»,и совсем другое, когда за таким вниманием стоит клеймо преступника.

К тому времени, когда Макс дотерпел до последнего урока, доанглийского языка у мистера Кол­линза, ему уже хотелось только одного —разделаться с этим экзаменом и поскорее возвратиться в заточение собственногодома. Он никогда особенно не наслаждался временем, проводимым в школе, но этотдень нельзя было сравнить ни с одним другим. Всюду, куда бы он ни направлялся,ему приходилось наталкиваться на холодные взоры тех, кто уже обвинил его взлодейском похищении Элизабет Уэйкфилд. Похоже было на то, что в ближайшее времяон станет вариантом Джека-потрошителя при школе Ласковой Долины.

Вскоре, после того как Макс занял свое место, в класс вошелмистер Коллинз. Исчезновение Элизабет потрясло его: она была одной из еголюбимых учениц, равно как и одним из самых самоотверженных людей, с которыми онсталкивался за всю свою преподавательскую карьеру. И в этот день лицо его былополно беспокойства. Под его обычно сверкающими веселыми глазами пролегли черныетени. А новые тревожные морщинки сделали его лицо старым и изможденным. Безособого энтузиазма он положил свой «дипломат» на письменный стол, достал изнего экзаменационные листы и выложил их перед собой.

Но прежде чем раздать их, он посмотрел на четвертое место впоследнем ряду и сказал:

Макс, могу я на тебя взглянуть? В голосе мистера Коллинза несодержалось ни малейшего намека на гнев или упрек, и тем не менее просто одното, что его выделили, заставило Макса съежиться от страха. Ему оставалось лишьпредположить, что и мистер Коллинз решил добавить свое имя к растущему спискутех, кто стремился расправиться с ним.

Однако Макс уже был готов стойко принять это. Полныйрешимости не проявлять никаких эмоций, он подошел к столу учителя с высоко поднятойголовой.

Чем я могу быть вам полезен? — с достоинством спросил он.

Мистер Коллинз, потянув Макса в уголок, подчеркнуто тихосказал ему:

Я удивлен, что вижу тебя здесь. Макс почувствовал, чтохрупкая оболочка его спокойствия начинает давал, трещины.

А где, по-вашему, я должен быть? В тюрьме?

Мистер Коллинз посмотрел на него с обидой.

Макс, это совсем неуместный ответ. Как бы там ни было, язнаю, что ты не имеешь никакого отношения к похищению Лиз.

Что ж... выходит, вы один такой.

—Макс, ты отлично знаешь, что я не один такой. И я понимаю,что за этот уик-энд тебе многое пришлось пережить. Я готов освободить тебя насегодня от этого экзамена. Ты можешь сдать его попозже на этой неделе.

—Ни под каким видом! — выкрик Макса был слышен всемуостальному классу. — Никто не будет называть меня лодырем, мистер Коллинз. Яжелаю сдать экзамен сейчас!

Ты уверен? — Скептически поднял бровь мистер Коллинз.

Никаких особых одолжений! Я сдаю экзаен сейчас, — повторилМакс.

—Ну хорошо, хорошо. Если ты настаиваешь... Мистер Коллинзвнимательно проследил, как Макс возвращается к своему месту, и принялсяраздавать экзаменационные листы. А Макс тем временем мечтал, чтобы у негооказался подъемный кран, который вытянул бы из его головы вселившуюся тудаглупость. О чем он думал? Мистер Коллинз только что предоставил ему бесценнуювозможность, о которой он молился, и как же он распорядился этой возможностью?Он просто отверг ее, чтобы, видите ли, насладиться своей гордостью! Что ж, иэтот поступок Максу пришлось занести в длинный список своих исключительноглупых решений.

Но менять свою позицию было уже слишком поздно, поэтому онрешил, что неплохо бы уже и подумать, как же ему выбраться из этой ситуации. Икогда он первый раз взглянул на вопросы экзамена, в нем поднялось какое-тостранное новое чувство. Ему в самом деле хотелось сделать это хорошо. Ас учетомвсех тех часов, которые он провел за изучением материала, что-то из него, какпонимал Макс, должно было просочиться в мозги. И единственное, что ему оставалосьсделать, — доказать это.

В первом вопросе он должен был подобрать к цитатам нужныхдействующих лиц пьесы. Он методично прочитал список из десяти цитат и с огромнымудовольствием почувствовал, что достаточно уверен в восьми из них. Ему надобыло отгадать две оставшиеся, которых он не знал, но даже равные шансы,оказавшиеся в его распоряжении, были куда больше того, к чему он привык.

Другие вопросы, предполагавшие ответ «да» или «нет», былималость посложнее, однако Макс обнаружил, что знает пьесу достаточно хорошо,чтобы делать обоснованные догадки, что опять же было много лучше обычного длянего процесса гадания на кофейной гуще.

К тому времени, когда Макс добрался до последних вопросов,где выбор вариантов ответа был довольно широким, он уже начинал чувствоватьсебя как рыба в воде. «А я ведь и взаправду понял эту чушь», — говорил он себес чувством возрастающего изумления.

В первый раз на своей памяти он оказался не последнимучеником в классе. Он, понятное дело, не был и первым, но, когда он поднял своюавторучку, написав ответ на последний вопрос, можно было спокойно посмотреть намистера Коллинза и знаком показать ему, что дело сделано. Он был убежден, чтовыдержал экзамен, и если его предчувствие было верным, то, возможно, он дажемог бы вплотную приблизиться к пятерке. Макс чувствовал, что имеет полное правобыть довольным собой. Он призвал к себе на помощь внутренний резерв, осуществовании которого и не догадывался, заставив его работать на себя. И всеэто сделал он сам.