выходим из кухни. Пересекаем большую комнату, в которой стоят кресла и диваны, и – через широкую застекленную дверь – выходим на террасу с каменной балюстрадой. На ней стоят горшки с большими папоротниками. С террасы мы по широким ступеням спускаемся в сад. Он огромный! В нем много деревьев, среди которых вьются посыпанные гравием тропинки.

Как раз по одной из таких тропинок Меандр нас и ведет. Мы проходим мимо забавного домика – он похож на миниатюрный полуразрушенный замок, собственно, тут только ворота и две башенки. За ним тропинка поворачивает и возле небольшого прудика, в котором плавают три утки, разделяется надвое. У одной утки зеленая голова, а две – полностью коричневые. Мы идем направо – и вот уже лужайка, на которой сидит группа детей. Мне становится немного не по себе, но я не беру тетю Йолу за руку, чтобы они не подумали, что я боюсь и все такое.

– Люцина! – восклицает тетя Йола, и какая-то девушка тут же вскакивает.

Босиком, в застиранных джинсах, белой блузке, вышитой разноцветным орнаментом в народном стиле, длинные светлые вьющиеся волосы развеваются на ветру. Это Директор?!

Когда она подбегает к нам, оказывается, что это вовсе не девушка, а совсем взрослая женщина. Такая же старая, как тетя Йола, может даже старше. Я бросаю взгляд на Меандра – будет ли он прятать кусок хлеба, который стащил на кухне, но мальчик продолжает как ни в чем не бывало жевать.

– Привет! Боже, как я по тебе соскучилась! – говорит пани Люцина, а потом целует тетю Йолу в обе щеки. – Это он?

– Смотря о ком ты спрашиваешь, – улыбается тетя Йола. – Тот, что побольше, – Метек, мой муж. А поменьше – Михал.

– Михал. – Пани Люцина смотрит на меня серьезно, а потом подмигивает, здоровается с дядей и снова переводит взгляд на меня: – Добро пожаловать в «Дубовый лес». Идем, я тебя со всеми познакомлю.

Мы идем за ней. Пани Люцина садится по-турецки на траву, к моему изумлению, точно так же садятся тетя Йола и дядя Метек. Ребята пялятся на меня, так что я тоже поспешно усаживаюсь. Потом пани Люцина говорит, что я Михал, – оказывается, все тут прекрасно знали, что я к ним еду! Я не помню, чтобы в «Молодом лесу» кто-нибудь предупреждал нас о новеньких. Тетя Директор просто приводила их на линейку или даже без линейки, прямо в комнату отдыха, и все. Каждый по очереди представляется. Сначала я думаю, что передо мной всего одна, максимум две группы, но оказывается, что это все ребята! В «Дубовом лесу» только одиннадцать детей! Я понятия не имел, что в Польше есть такие маленькие детские дома. Здесь шесть девочек и пять мальчиков – ну, теперь-то вместе со мной будет тоже шесть. Самый старший – Марцелий, ему двадцать лет, самый младший – Рысек, ему недавно исполнилось шесть. Никаких групп здесь вообще нет, все не как у людей! Правило такое, что каждого младшего воспитанника опекает старший, но только если они дружат, не силком. Этот старший помогает младшему делать уроки, одеваться и тому подобное. Большинство детей ездит в школу в Люблин, но не все, потому что, например, Меандр учится прямо здесь, в детском доме, с пани Люциной и еще другой тетей.

В «Дубовом лесу» работает всего трое взрослых! И только тетя Люцина живет здесь постоянно, остальные приезжают утром, а вечером возвращаются к себе – разве что тете нужно куда-нибудь уехать или что-нибудь вроде того. Эти двое взрослых – пан Антоний, который ухаживает за садом, присматривает за всем в доме и все ремонтирует, и пани Ирмина – вторая воспитательница и бухгалтер. Ни гигиенистки, ни врача тут нет, даже зубного, и тети Завхоза тоже! Ну, врач, конечно, приезжает время от времени, но, если кто-то вдруг разболеется или зуб заболит, приходится ездить в Люблин. Всю эту информацию ребята вывалили на меня разом, так что у меня даже голова немного закружилась. М-да, похоже, этот «Дубовый лес» – самый чудной детский дом на свете!

Мы еще часок сидим в саду. Солнце начинает опускаться за кроны деревьев, горизонт на севере темнеет. Снова надвигается гроза, вдали уже слышны раскаты грома, и тетя Люцина говорит, что пора возвращаться и готовить ужин.

Когда мы приходим в дом, тетя Люцина ведет меня на второй этаж, в спальню. По дороге я гадаю, сколько там спит мальчиков – наверное, все, раз нас так мало. Хорошо бы моя кровать оказалась рядом с Меандром, потому что его я уже немного знаю, будет веселее.

Тетя Люцина останавливается перед дверью в конце коридора и вынимает из кармана джинсов ключ. Открывает и…

– На, держи, – говорит она.

Я таращусь на ее ладонь и на ключ, который она мне дает.

– Что? – переспрашиваю я.

– Спрячь. Только не потеряй. Это ключ от твоей комнаты.

От чего? Я замираю и недоверчиво вглядываюсь в ее лицо.

– Михал. – Тетя Йола кладет руку мне на плечо.

Я протягиваю руку и осторожно, двумя пальцами, беру ключ. Тетя Люцина нажимает на ручку и открывает дверь, после чего делает широкий приглашающий жест.

– Добро пожаловать. Надеюсь, тебе будет здесь хорошо.

Я делаю шаг вперед, переступаю порог и вхожу в комнату.

Она небольшая. Одно окно с широким подоконником, чудны́е сетчатые занавески. У окна – стол и стул с высокой спинкой, на столе – лампа. Сбоку, у стены – кровать, на ней полосатое покрывало. Еще в комнате стоят небольшой узкий шкаф и застекленная этажерка. На деревянных половицах – квадратный ковер, разрисованный зелеными и синими кругами. Наверное, это какая-то ошибка.

Я поворачиваюсь и изумленно гляжу на тетю Люцину, а потом на тетю Йолу.

– Ну как? – спрашивает тетя Люцина. – Нравится? Это твоя комната, так что сам следи за порядком. Полотенца в шкафу. Внизу, у меня в кабинете – коробка с твоими вещами. После ужина Марцелий тебе ее принесет, чтобы ты мог все разложить. Если захочешь что-нибудь повесить на стенку – какую-нибудь картинку или плакат, – мы попросим пана Антония тебе помочь.

Это не шутка и не ошибка. Эта моя комната. Совсем моя. Только моя. Еще никогда в жизни у меня не было своей комнаты… Нет, этого просто не может быть!

Я поворачиваюсь и снова оглядываю комнату, а потом, сам не знаю почему, наверное, слишком много всего произошло за этот день – и дом на улице Костюшко в Катовице, и «трабант», и путешествие, и вообще, – чувствую, что глаза начинает ужасно щипать, а по щеке вдруг скатывается горячая слезинка. А за ней вторая и третья! Стыд какой… Я пытаюсь успокоиться, набираю в легкие воздух, захлебываюсь, давлюсь… И начинаю реветь!

– Ой-ой-ой, – говорит тетя Люцина. – Тебе не нравится. Ну да, комната не такая уж красивая…

– Н-н-нет, н-нет, н-нет! – Я судорожно пытаюсь что-нибудь сказать.

– И окно совсем маленькое, – волнуется тетя Люцина. – Да и кровать так себе. Да, Йолка?

– Ну, пожалуй. – Тетя Йола кивает и делает расстроенное лицо.

– Н-н-нет… – Я впадаю в панику.

– Нужно было стены перекрасить. Что за дурацкая идея – белые стены в комнате мальчика? – вздыхает тетя Люцина. – Мы найдем тебе комнату получше.

– Нет! – выкрикиваю я в отчаянии, и плакать мне больше не хочется, все как рукой сняло. – Я не хочу! Я хочу эт-т-ту комнату‼! Она су-суперская! Са-самая су-суперская на с-с-свете!

Тут обе тети начинают хихикать, а я понимаю, что они меня разыграли. Я немного сержусь, но недолго – тоже начинаю улыбаться.

Вы, наверное, думаете – чего я так распереживался из-за этой комнаты,