– Прочь!!! – внезапно восклицает эта странная женщина таким страшным и звучным голосом, что позвякивает оконное стекло, а тетя Люцина тихо вскрикивает:

– Сильвия! Ради бога!

– А что такое? – обычным голосом отзывается девочка.

– Ты… ты вообще знаешь, что декламируешь?

– Конечно. Это «Балладина» Юлиуша Словацкого[10]. Самый лучший фрагмент, как мне кажется. Я там немного выпустила из середины.

– Немного! Как… Где ты это выучила?

– Из «Театра на экране». Я по телевизору смотрю все спектакли. Все! И надеюсь, что здесь никто не станет этому препятствовать.

– Ой, непросто с тобой будет, непросто… – вздыхает тетя Люцина.

– Это не исключено, поэтому я рада…

– Знаю! Ты уже говорила, – прерывает тетя, снова шелестит бумагами и спустя мгновение продолжает: – Ты убегала из трех детских домов, в общей сложности… семь раз.

– Я не убегала, потому что когда убегают, то человек бежит. А я не бежала. Я просто ушла в другое место.

– Последний раз тебя поймали в Варшаве…

– Не поймали – никто меня не хватал, меня просто арестовали, к тому же прямо возле театральной кассы! Стыд и позор, прочь иллюзии! Вообще-то я собиралась вернуться в детский дом, просто поехала посмотреть спектакль «Амадеус», но мне отказались продать билет. Вы видели этот спектакль? Говорят, прекрасный!

– Ты прогуливала уроки в школе…

– Да. Те, которые мне не нужны, – заявляет Сильвия. – Я не понимаю, зачем мне тратить время и зря расходовать силы учителей, чтобы они учили меня тому, что мне все равно никогда в жизни не пригодится.

– Например?

– Вот хотя бы математика! Зачем мне учить математику или химию, раз я, прочь иллюзии, актриса?

– Хм… – задумывается тетя Люцина. – А вот если, например, ты когда-нибудь в будущем действительно станешь актрисой и получишь предложение сыграть главную роль в спектакле о Марии Склодовской-Кюри? Она ведь была ученым, причем одним из крупнейших за всю историю человечества! Тебе не кажется, что знание основ химии очень даже пригодится при подготовке к такой роли?

Сильвия довольно долго молчит, а когда заговаривает, в ее голосе слышатся одновременно неудовольствие и удивление.

– Вы правы. Ну ладно, тогда я буду ходить на химию и на другие уроки тоже. Я об этом не подумала. А вы – ничего так.

– Спасибо, – иронически отвечает тетя Люцина. – Ты, похоже, за словом в карман не лезешь…

– Скромность не позволяет мне возразить, – парирует Сильвия.

В кабинете воцаряется тишина. Мы прислушиваемся затаив дыхание.

– И что теперь? – спрашивает наконец Сильвия.

– Вот как раз думаю, – отвечает тетя Люцина. – Тут у каждого свои обязанности, так что и ты…

– Хочу сразу предупредить: коров я доить не буду! – категорически заявляет Сильвия.

– Коров?! – удивленно восклицает тетя. – Почему вдруг коров?

– Ну, прочь иллюзии! Этот Дубовый Лес – просто деревня, так что наверняка и коровы есть. Что поделаешь, меня сюда сослали, словно Наполеона на Мельбу, так что придется как-то примириться с жизнью вдали от цивилизации и без доступа к культуре… но не до такой же степени!

– Наполеон был сослан на остров Эльба. Мельба – это десерт, – откликается тетя Люцина каким-то придушенным голосом. – А коров у нас нет. Зимой только живет лошадь пана Антония, нашего сторожа. Других животных мы не держим.

Я изумленно смотрю на Меандра – он мне ничего не говорил о том, что в «Дубовом лесу» есть лошадь! Я, конечно, много раз видел лошадей на улицах, они тянули за собой повозки, но вблизи – никогда.

– Живая лошадь? – переспрашивает Сильвия. – Что за удивительное стечение обстоятельств! А какой она масти, эта лошадь? Я уже многие годы мечтаю познакомиться с какой-нибудь лошадью, потому что… Я должна вам кое-что сказать. Вы знаете хоть одну приличную актрису, которая не умела бы ездить верхом? А я как раз не умею! Это величайшая трагедия, которая не дает мне сомкнуть глаза по ночам, прочь иллюзии. Я ужасно из-за этого терзаюсь! Ну, разумеется, не постоянно, а только когда вспоминаю.

– Сильвия, с лошадью нельзя познакомиться, потому что лошадь – не человек, а животное! Но оставим эту тему, потому что… Я сейчас вернусь, – быстро говорит тетя Люцина.

Мы слышим ее шаги, потом хлопает дверь. Мы замираем, уверенные, что в следующую секунду из-за угла появится тетя Люцина, которая наверняка нас услышала, – и тогда мы попались! Проходит несколько секунд, но ничего не происходит, и мы облегченно вздыхаем.

– Иди посмотри, – шепчет Каролина Луции.

– Почему я?

– Просто так.

– А если она меня увидит?

– Скажешь, что у тебя болит живот и тебе нужны капли. Ну, иди же.

Луция тяжело вздыхает, на цыпочках прокрадывается по коридору и осторожно выглядывает в холл. Потом поспешно пятится и возвращается.

– Она плачет возле окна, – говорит Луция шепотом.

– Плачет? – переспрашивает Меандр.

– Ну… – Луция делает печальную мину. – Она закрыла лицо руками и вся трясется. Бедная тетя!

– Наверное, вспомнила какую-нибудь трагедию. – Каролина кивает с сочувственным видом.

– А может, она вовсе не плачет, а… – начинает Меандр, но умолкает, потому что в кабинете хлопает дверь.

– Сильвия? А, вот ты где! – восклицает тетя.

– Я любовалась видами, – говорит Сильвия, ее голос звучит совсем рядом. – А вы тут были?

– Где?

– Ну, вот здесь, – что-то стукает по закрытой двери – вероятно, Сильвия стоит перед соломенной циновкой и рассматривает открытки. – Бур-гас. Вы были в этом Бургасе? Да?

– Была. В отпуске.

– Это заграница, – замечает Сильвия.

– Да какая там заграница! Болгария. Садись. Мы говорили об обязанностях.

– Да.

– У нас каждый детдомовец опекает другого, помладше…

– Мне не нужна опека, – быстро заявляет Сильвия.

– Ну, это еще как сказать, но у нас все равно нет никого старше тебя, так что тобой заняться некому. Зато есть кое-кто, кем ты могла бы заняться. Думаю, это пойдет на пользу вам обоим. Он тоже новенький…

– Он?! – восклицает Сильвия. – Ни за что! Я не стану нянчиться с каким-нибудь сопляком! И сколько же ему лет?

Все смотрят на меня, а у меня прямо мурашки по спине. Тетя Люцина имеет в виду меня! Ну а кого еще? Других новеньких тут нет!

– Почти одиннадцать, – сообщает тетя Люцина. – Его зовут Михал. Он много всего пережил, очень замкнут и мало говорит. То есть полная противоположность тебе. Я бы хотела, чтобы ты им занялась.

– Боже, за что ты меня так караешь?! Что за испытания выпадают на мою долю! – с горечью восклицает Сильвия. – Что это значит – заняться им? Обстирывать? Нос вытирать? Приглядывать? На родительские собрания ходить?

– Нет, в этом нет необходимости. Просто проводи с ним время и разговаривай. Это умный мальчик.

– Умный мальчик? – иронически повторяет Сильвия. – Как-то одно с другим не стыкуется. Все равно, что сказать… Ну, не знаю! Ароматная какашка, например! Или…

– Сильвия! Опомнись! – одергивает ее тетя Люцина.

На мгновение за дверью воцаряется тишина, наконец Сильвия неохотно говорит:

– Простите.

– Кроме того, ты могла бы еще…

– Еще?! Да я не уверена, что мне и на это-то жизни хватит! Я понимаю, что попала сюда в наказание, прочь иллюзии, но такой геенны огненной все же не ожидала! Я, как бы там ни было, несовершеннолетняя! – кисло прерывает тетю Люцину Сильвия, после чего добавляет со слезами в голосе: – Сироту каждый норовит обидеть, я понимаю, что никому до меня дела нет. Никому, прочь иллюзии. Но может, на дне вашего