прошла вперед. Она не должна, не должна испытывать сострадание. Или жалость.

Это ее погубит.

— Спасибо, — просто сказал он и взял из ее рук кувшин.

Она отвела взгляд.

В тишине слышались только звуки ночи — шелест ветра в деревьях да отдаленный крик птицы.

— Твой отец участвовал в заговоре, о котором узнал Император. Потому я его убил, — напившись, произнес Мамору.

Талила едва не подпрыгнула на месте. Неужели все то, о чем шептались во дворце, оказалось правдой?.. И не существовало никакой тайны, которую от нее скрывали? Верить в это ей отчаянно не хотелось.

— Это невозможно! — ощетинилась она, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Ты лжешь!

— Нет, — сказал Мамору так, словно не заметил ее злости. — Я ведь тоже в нем участвовал.

— Что?.. — рвано выдохнула Талила, отступив на шаг, будто слова мужа ударили ее. Сердце сбилось с ритма.

Вот теперь она по-настоящему не верила тому, что слышала.

— Ты меня испытываешь? — спросила она, прищурив глаза, в которых блеснуло подозрение. Ее голос звенел. — Думаешь, в ответ я проболтаюсь тебе о чем-то?..

Она смотрела на него, и каждая клеточка её тела кричала, что это неправда. Этого не могло быть.

Не должно было быть.

Мамору посмотрел на нее устало и растер обеими ладонями лицо, будто пытался что-то стереть.

— Ты хотела услышать правду, — напомнил он. — Ради нее даже решила спасти убийцу собственного отца.

Его слова хлестнули ее по лицу, и Талила вспыхнула. Ее дыхание сбилось, в груди поднялась волна ярости и боли, но она не сразу смогла найти ответ.

— Как Император узнал? Кто еще был вместе с вами?

— Среди нас был предатель, и это все, что я скажу, — железным голосом отрезал Мамору.

— Почему?! Я имею право знать, если все... если все на самом деле так, как ты говоришь...

Он поднял руку, жестом остановив ее.

— Хватит, — резко сказал Мамору, его голос обжег ее подобно удару хлыста. — Задавай свой следующий вопрос.

— Почему ты взял меня в жены? Почему не Император? Почему… почему не тронул ночью и не скрепил кровью нашу связь и печать?

Мамору посмотрел на нее долгим взглядом. Он тяжело сглотнул и вновь помассировал виски.

Проклятая ночь никак не хотела заканчиваться.

Он не успел ответить: в тот миг в покои без стука ворвался Такахиро. Избитый императорскими стражниками, он едва держался на ногах. Но рухнул на татами на колени вовсе не из-за боли или усталости.

— Господин! Пришли вести из горного перевала Кэйсин. Войско Сёдзан перешло границу!

— Что?.. Когда? — резко оттолкнувшись от поручней, Мамору вихрем вернулся в спальню.

Лишь день назад он отправил к перевалу двух своих опытнейших полководцев. Велел им взять часть гарнизона у другой границы, чтобы укрепить ту, где линия защиты Империи истончилась.

Выходит, они опоздали.

Он опоздал.

— Господин?! — Такахиро наткнулся взглядом на тела мертвых самураев в черных одеждах. — На вас напали?! Я прошу прощения, я должен был быть...

— Тихо, — осадил его Мамору, которого подосланные Сёдзан мертвецы тревожили сейчас меньше всего. — Когда пришли вести? — спросил он еще раз.

— Во дворце узнали несколько часов назад. Я подслушал разговор императорской стражи, среди них есть те, кто еще сохранил верность стране... — торопливо, захлебываясь словами затараторил Такахиро. — Они отпустили меня, велели сообщить вам.

— Что?.. — Мамору свел на переносице брови.

Внезапно все обрело смысл. Попытка похищения Талилы и прорыв границы — звенья одной цепи. Они готовились к этому удару заранее, потому и хотели совершить все в один день. Выкрасть девчонку из дворца, захватить горный перевал Кэйсин.

— Мой брат знает? — отрывисто спросил он у Такахиро.

Тот невольно побледнел.

— Говорят... говорят, Император не подпустил к себе никого из советников... — сказал и опустил голову, уткнувшись взглядом в татами.

Судорога пронзила челюсть: так сильно Мамору ее стискивал. Пока брат пытал его, пока по его приказу стража через весь дворец тащила в тот зал Талилу, пока он удовлетворял любопытство жены — все это время кто-то среди советников знал, что граница пала?.. И не делал ничего?..

— Встань, — нетерпеливо велел Мамору.

Горло обжигала злость, которую он не мог больше сдерживать. Он хотел лишь одного: взять катану и снести головы всем тем, кого его брат набрал в свой совет. К чьим словам прислушивался. Тем, кто решил столь долго утаивать такие вести...

Войско страны, с которой Империя враждовала испокон веков, прорвало границу! В горах, где Сёдзан чувствовали себя, словно дома. Ее было невероятно тяжело удерживать. Вернуть будет почти невозможно.

Рык рвался из груди, и Мамору сцепил зубы.

— Это война, — его слова прозвучали холодно и резко. — Мы должны действовать.

У него за спиной раздался тихий вздох, и он резко обернулся. Глаза Талилы светились огнем, природу которого он не хотел знать.

— Останься здесь, — велел он ей. — Моему брату ни к чему тебя видеть.

По тому, как дернулся ее подбородок, он подумал, что Талила воспротивится. И заранее почувствовал раздражение. У него не было времени на ее капризы.

— Хорошо.

И потому он удивился, не услышав возражений. Он впился в жену пристальным взглядом, но Талила, будто нарочно, склонила голову и смотрела себе под ноги.

С этим он разберется позднее.

— Подай мне куртку, — велел он Такахиро и с трудом распрямился, чтобы натянуть на плечи принесенную одежду. Стиснув зубы, завязал пояс и прицепил к нему ножны с катаной.

В теле, казалось, не осталось ни одного места, в которое не отдавалась бы сейчас тупая боль.

Остаток ночи слился в одно большое, темное пятно. Он ворвался в постройку, где собиралась императорская стража, жалея, что не может срубить головы всем этим бездельникам.

— Во дворец проникли убийцы, подосланные Сёдзан, — его голос громовым раскатом пронесся по помещению, заставив многих самураев поежиться и склонить головы. — Вы их пропустили. Вы!..

Чем больше они опускали глаза, тем сильнее в груди Мамору вспыхивал гнев.

— Где служанка моей жены? — спросил он, сузив глаза.

— Ее заперли в...

— Освободи Юми и возвращайся к госпоже Талиле, — велел он Такахиро, даже не дослушав ответ. — Будьте рядом с ней, когда придут за телами

Поклонившись, тот поспешно ушел.

— Молитесь на моего брата,