Отлив уносил меня все дальше от берега, ночной бриз дул мне в спину. Я понятия не имел, куда может принести меня море. Мне оставалось только одно: довериться ему.

Я вспомнил древних мореплавателей, о которых я слышал от Бранвен – Брана Благословенного[25], Одиссея и Иону. И подумал, что никому на всем белом свете, кроме Бранвен, нет дела до того, чем закончится мое морское путешествие. Мне захотелось, чтобы поскорее пришел день нашей встречи, чтобы я смог рассказать ей обо всем. Но в глубине души я был твердо уверен в том, что никогда больше ее не увижу.

Мимо плота в поисках ужина пронеслась черноголовая чайка, едва касаясь волн крыльями. Птица издала пронзительный вопль, сделала вираж в сторону плота и уселась на обрывок водоросли, свисавший с его края. Птица вонзила клюв в зеленую прядь и начала яростно дергать и кромсать ее.

– Пошла прочь! – Я замахал руками. Меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы мой убогий плот уничтожила голодная чайка.

Чайка выронила водоросль, снова крикнула и, поднявшись в воздух, принялась кружить у меня над головой. Несколько секунд спустя она села – на сей раз мне на колено. Глаз птицы, показавшийся мне желтым, как солнце, пристально уставился на меня. Затем, видимо, заключив, что я слишком крупный (или слишком жесткий), чтобы составить готовый ужин, чайка наклонила свою черную голову, поднялась в воздух и полетела в сторону берега.

Глядя ей вслед, я зевнул. Непрерывная качка нагоняла на меня сон, к тому же я был утомлен после нескольких дней перехода из Каэр Мирддина. Но я знал, что спать нельзя. Я мог свалиться в воду или, хуже того, упустить что-нибудь важное.

Я попытался отдохнуть, не засыпая. Я свернулся в клубок, положил подбородок на колени. Для того, чтобы не уснуть, я сосредоточил «взгляд» на медленно опускавшемся солнце. Огромный пылающий шар уже коснулся горизонта, и на волнах, справа от моего плота, дрожала огненная полоса. Она походила на дорогу, вымощенную золотом, на путь через волны морские.

Я подумал: хорошо бы узнать, куда ведет эта дорога. И куда ведет меня мой путь.

Я оглянулся: оказалось, я отплыл уже довольно далеко от берега. Бриз утих, но плот продолжал двигаться вперед, и я сообразил, что, должно быть, поймал какое-то течение. Плот сильно раскачивало, меня постоянно окатывали брызги. Несмотря на качку, плот держался, бревна не разваливались. Облизнув губы, я почувствовал вкус соли. Снова опустил голову на колени и невольно зевнул.

Гигантское алое солнце окрасило облака в цвета заката, которые я мог различить лишь смутно. Очертания солнца были видны яснее; оно постепенно исчезало за горизонтом. И вот настал миг, когда оно растаяло вдали, словно мыльный пузырь, который, наконец, лопнул.

Но я не заметил наступления темноты – меня одолел сон.

Разбудила меня попавшая на плот холодная вода. Наступила ночь. Россыпи звезд окружали тонкий серп луны – такого узкого серпика мне никогда не приходилось видеть. Я прислушался к вечному плеску и шелесту моря, к ударам волн о дерево. Меня пробрала дрожь, и я плотнее прижал колени к груди. Мне оставалось только ждать появления того, что приберегло для меня море.

Когда за спиной у меня взошло солнце, я обнаружил, что берег Гвинеда исчез. Не было больше видно даже самых высоких скал. Лишь едва заметное облако вытянулось, точно вымпел, далеко над горизонтом – я решил, что это вершина Ир Видва, но не был в этом уверен.

Я заметил, что одно бревно почти отвязалось, и поспешил укрепить его. Тянулись минуты и часы, у меня онемела спина и ноги, но я не мог встать и потянуться из боязни, что плот перевернется. Волны каждую секунду обдавали плот. Солнце, светившее в полную силу, жгло мне затылок. А рот и горло жег еще более сильный огонь, с каждой минутой пылавший все яростнее. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать такой жажды.

На закате я заметил кучку каких-то крупных, но изящных существ, которые появлялись из волн, затем ныряли обратно. Их было семь или восемь, но они двигались, как одно целое, подобно волне, которая то наступает, то отступает. Когда плот мой приблизился к ним, они развернулись и описали круг вокруг меня. Они обогнули меня один раз, второй, третий, то выскакивали из пены, оставленной ими же самими, то вновь ныряли в воду.

Может быть, это были дельфины? Те, которых Бранвен называла «народом моря» и которые, по преданию, были наполовину рыбами, а наполовину людьми? Я слишком плохо видел и не мог хорошенько их рассмотреть. И все же это зрелище пробудило во мне любопытство. Когда они проплывали мимо, и тела их блестели в золотых лучах солнца, я пообещал себе, что если останусь в живых после своего путешествия, постараюсь изучить таинственные морские глубины.

Миновала вторая ночь, такая же холодная, как и первая. Лунный серп исчез, растворился среди звезд. Я принялся вспоминать названия созвездий и рассказы Бранвен об их происхождении. После долгих поисков мне удалось найти несколько созвездий, в том числе мое любимое – крылатого Пегаса. Я вообразил, что меня укачивают не морские волны, а галоп, что я несусь по водной глади на спине огромного коня.

Я уснул, и мне снилось, что я сижу на спине какого-то огромного крылатого существа, но был ли это Пегас или нет, я не мог сказать. Внезапно мы оказались среди мрачных скал. Перед нами вставал темный замок, охраняемый призрачными часовыми. Я понял, что замок вращается вокруг своей оси, вращается на своем фундаменте. Он притягивал нас к себе. Я изо всех сил пытался свернуть в сторону, но не мог. Я понял, что через несколько секунд мы врежемся в каменную стену.

В этот момент я проснулся. Меня била дрожь – но не только от холода. Сон заставил меня задуматься о том, что принесет мне грядущий день, но значение его ускользало от меня.

С приближением вечера западный горизонт потемнел. Волны вздымались выше, мой плотик швыряло из стороны в сторону, море обдавало меня дождем соленых брызг. Плот стонал и трещал. Несколько полос водорослей оторвалось, в большом куске дерева, взятом из полого ствола дуба, появилась трещина. Но буря прошла стороной. С наступлением сумерек море успокоилось. Конечно, я промок насквозь и испытывал мучительную жажду, но сам я и мой плот остались целы и невредимы.

В ту ночь я постарался связать разболтавшиеся бревна. Затем, когда я уселся со скрещенными ногами, в лицо мне ударил резкий порыв ветра. Новая тень, еще темнее прежней, скрыла звезды. Она мгновенно заволокла южный горизонт, затем небосвод у меня над головой, и наконец, все небо скрыла непроницаемая тьма.

Когда темнота поглотила меня, мое второе зрение оказалось бесполезным. Я ничего не видел! Я был так же слеп, как в тот день, когда впервые вошел в двери церкви.

Снова появились могучие волны, швырявшие из стороны в сторону мой утлый плот, словно веточку. Вода заливала мне лицо, спину, руки, ноги. Но на этот раз шторм не прошел стороной. Наоборот, он усиливался с каждой минутой. Скрючившись на своем сиденье, я сжался в плотный комок, подобно ежу при появлении хищника. Я стиснул пальцами края плота, отчаянно цеплялся за эти жалкие куски дерева, которые не давали мне утонуть.