Мое могущество! На какое-то мгновение я уже решил обратиться к нему. Может, связать плот покрепче, или даже успокоить море! Но нет. Я дал обет. А кроме того, собственная сила пугала меня еще больше, чем буря. Дело было в том, что я не имел ни малейшего представления о магии и помнил только жуткие последствия ее применения – запах обугленной плоти, крики горящего заживо человека, пламя, лизавшее мне лицо. Конечно, в тот день магия помогла мне, но я знал, что никогда больше не воспользуюсь ею.

Всю эту черную ночь завывал ветер, неистовствовала буря. На меня обрушивались стены воды, бушующие волны раскачивали меня. В какой-то момент мне вспомнилась история Брана Благословенного, попавшего в жуткий шторм, и это дало мне слабую надежду на то, что я тоже могу остаться в живых. Но вскоре надежда эта была унесена гигантскими волнами.

Руки мои онемели от холода, но я не осмеливался выпустить плот, чтобы растереть их. Лопнуло еще несколько полос коры. Одна толстая ветка расщепилась. Спина у меня болела, но еще сильнее болело сердце. Что-то подсказывало мне, что эта буря означает конец моего путешествия.

Взошедшее солнце лишь слегка осветило небосклон, но этого света оказалось для меня достаточно – я снова начинал различать очертания окружающих предметов. Ясновидение едва успело вернуться ко мне, когда одна особенно высокая волна обрушилась на плот с такой силой, что едва не вышибла из меня дух. Плот вздрогнул и, в конце концов, развалился.

Спустя короткий ужасный миг я оказался в воде, среди зеленых волн. Мне повезло – нащупав один сук, я уцепился за него. Следующая волна накрыла меня с головой, за ней последовала третья, четвертая.

Силы оставили меня, и пальцы мои готовы были разжаться. Неистовая буря продолжалась, меня швыряло вверх и вниз, заливало водой. Наступил рассвет нового дня, и я понял, что этот день будет последним в моей жизни. Я едва обратил внимание на странное облако, низко висевшее над водой и походившее на остров, сотканный из тумана.

С жалобным криком я выпустил деревяшку. Вода хлынула мне в легкие.

Я больше не качался на волнах.

Я больше не тонул.

Второй раз в жизни я пришел в себя на незнакомом берегу. Я слышал тот же неумолчный шум прибоя. Во рту стоял тот же тошнотворный соленый привкус. Все внутри сжималось от того же безумного страха.

Неужели мучительные годы, проведенные в Гвинеде, были всего лишь сном? Жутким, нелепым сном?

Я понял, каков будет ответ, еще прежде, чем руки мои, перепачканные песком, коснулись покрытых шрамами щек и безжизненных глаз. И Галатора, висевшего у меня на шее. Гвинед был реальностью. Такой же реальностью, как незнакомый сильный запах, плывший над неизвестным берегом.

Я перевернулся на бок, и подо мной хрустнула какая-то раковина. Затем сел и сделал глубокий вдох. Воздух был сладким, как летом на лугу, но в нем чувствовался некий странный привкус. Резкий привкус, привкус реальности.

Я слышал доносившееся откуда-то шлепанье и шелест волн, но не видел моря. Однако причиной тому было не мое ограниченное зрение. Море было скрыто за клубами тумана, такого густого, что он скрывал все вокруг меня.

Среди этой белой мглы время от времени возникали странные фигуры; затем, через несколько секунд, они таяли. Я различил нечто вроде огромной арки; дверь, скрывавшая проход под аркой, захлопнулась. Затем дверь растворилась в тумане, и на месте ее возник чей-то хвост с шипом на конце – он был таким огромным, что вполне подошел бы дракону. У меня на глазах хвост превратился в чудовищную голову с носом «картошкой». Голова туманного великана медленно повернулась ко мне, приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, затем растаяла в белом облаке.

Я распрямил затекшую спину и огляделся по сторонам. На этом пляже, в отличие от берега Гвинеда, суша и море встречались мирно. Не было куч острых камней, усеивавших то враждебное побережье, лишь раковины всевозможных расцветок – розовые, белые, пурпурные – виднелись на мелком песке. Совсем рядом с собой я заметил покрытую листьями лиану, ползущую по пляжу, подобно блестящей зеленой змее.

Розовый. Пурпурный. Зеленый. Сердце мое замерло, затем учащенно забилось. Я воспринимал цвета! Не настолько четко, как прежде, до пожара, но намного лучше, чем до момента, когда море уничтожило мой плот.

Нет, не спеши, сказал я себе. Этого не может быть. Осмотрев свои руки и одежду, я понял, что цвет их остался таким же тусклым, как прежде.

Снова оглядев пляж, я все понял. Зрение мое не улучшилось. Дело было в том, что окружающий пейзаж просто светился. Раковины, блестящие листья, даже песок на этом берегу отчего-то казались ярче, насыщеннее, чем в обычной жизни. Я подумал: если цвета представляются такими ослепительными моему внутреннему взору, то каковы они были бы для взгляда моих настоящих глаз!

Я подобрал коническую раковину. Сверкающую белую поверхность украшали пурпурные полосы. Ее приятно было держать на ладони – как руку старого друга.

Я приложил раковину к уху, ожидая услышать шум прибоя. Но вместо этого до меня донесся странный звук, подобный дыханию, и я как будто бы различил голос, доносившийся откуда-то издалека. Голос шептал, обращаясь ко мне на незнакомом языке. Пытался сообщить мне что-то.

Я затаил дыхание. Отняв раковину от уха, я осмотрел ее внутренность. Это была самая обыкновенная раковина. Наверное, просто показалось, решил я. И снова поднес ее к уху. Опять этот голос! На этот раз он звучал яснее, и мне даже почудилось, что я расслышал слово: «Берегиииись… берегиииись».

Я резким движением швырнул раковину на песок. Ладони у меня взмокли, сердце готово было остановиться от страха. Я поднялся на ноги. Ноги, руки, спина болели – я слишком долго лежал неподвижно. Я еще раз осмотрел раковину и покачал головой. В уши попала вода, поэтому мне мерещится всякая чушь. Да, так оно и есть.

«Вода. Нужно найти пресной воды». Я знал, что если удастся чего-нибудь попить, мне станет лучше.

Я вскарабкался на вершину дюны, нависавшей над пляжем. Открывшееся зрелище поразило меня настолько, что я даже забыл сделать вдох.

Я смотрел на запад; передо мной простирался густой лес, над вершинами гигантских деревьев сновали пестрые птицы. На горизонте вставала гряда гор, скрытых туманной дымкой, и зелень леса переходила в голубой цвет предгорий. В нескольких местах виднелись долины, покрытые мягким ковром пышной травы. Сверкали на солнце речушки и водопады, возникавшие из-под сводов леса, бежавшие по лугам и сливавшиеся в одну широкую реку, которая устремлялась к океану. Вдалеке виднелись еще деревья, но они росли ровными рядами, не так, как в лесу – это скорее походило на сад, высаженный давным-давно.

Я уже собрался спускаться в долину, чтобы утолить жажду, когда один участок леса привлек мое внимание. Хотя восточный берег реки был виден мне лишь частично, мне показалось, что там гораздо меньше зелени, чем на западном. Деревья были какого-то красно-бурого цвета, цвета высохшей листвы. Или ржавчины. Сначала зрелище это встревожило меня, но затем я сообразил, что это, должно быть, некая незнакомая мне растительность. А может быть, игра света, вызванная движением кипы темных облаков, нависавших над восточным горизонтом.