Дело было не в том, что мое «второе зрение» ослабло, хотя под сводами леса действительно царил полумрак, и лишь изредка солнечные лучи достигали подножия деревьев. Дело было не в запахе смолы и древесного сока, таком сильном, какого мне не доводилось чувствовать прежде; хотя запах этот напомнил мне тот день, когда я наблюдал за грозой в объятиях гигантской сосны у подножия Ир Видва. И не в звуках, доносившихся со всех сторон – шорохе листьев на ветру, скрипе ветвей, шуршании хвои под ногами.

Нет, странное ощущение было вызвано чем-то иным. А возможно, его порождали одновременно и запахи, и звуки, и вид сумеречного леса. Мне мерещилось, будто что-то или кто-то в этом лесу знает, что я пришел. Что кто-то наблюдает за мной. Мне казалось, что шепот, подобный тому, который я слышал из раковины, теперь издает сам лес. Я заметил какую-то сучковатую палку, длиной почти с меня самого – палка была прислонена к стволу древнего кедра. Я подумал, что добрый посох может помочь мне пробраться через плохо освещенный лес, и протянул руку. Пальцы мои уже были готовы сомкнуться вокруг палки в том месте, где торчали несколько мелких веточек, но я охнул и отшатнулся.

Палка ожила! В верхней и нижней частях ее выступили еще палочки и начали быстро шевелиться, подобно маленьким ножкам. Узловатый «посох» согнулся, сполз вниз по чешуйчатому стволу, на корни, затем устремился к зарослям папоротника. Через несколько секунд существо в виде палки исчезло из виду. И вместе с ним исчезло мое желание найти себе посох.

Я ощутил знакомое побуждение. Нужно залезть на дерево! Может быть, не на самую верхушку, но достаточно высоко, чтобы осмотреть верхнюю часть крон. Я выбрал высокую липу с тонким стволом; ее листья-сердечки трепетали на ветру, отчего крона напоминала поверхность ручья, подернутого рябью. Я полез наверх. Оказалось, что по дереву очень легко взбираться, я нашел много веток, за которые можно было ухватиться, и поднимался довольно быстро.

Оказавшись на высоте, в пять раз превышавшей мой рост, я обнаружил, что пейзаж сильно изменился. Сквозь путаницу ветвей просачивалось гораздо больше света, и я стал лучше «видеть». Сквозь дрожащие листья липы я различил у себя над головой круглый зеленый комок мха, но, вспомнив происшествие с палкой, решил его не трогать. Среди ветвей промелькнули две бабочки, оранжевые с синим. Паук спустился откуда-то сверху на свою паутину, усыпанную жемчужными каплями росы. Громко трещали белки с огромными глазами. Птица с золотым оперением перепрыгивала с ветки на ветку. Но одно оставалось неизменным и в кроне дерева: странный шепот не прекращался.

Повернувшись в ту сторону, откуда я пришел, я смог рассмотреть зеленое поле, на котором произошла битва сокола с крысами. За полем я заметил сверкающую ленту широкой реки, которая струилась по направлению к стене тумана – то есть к морю. К моему изумлению, внезапно над порогами поднялась высокая волна, похожая на гигантскую руку. Сначала я решил, что мне это мерещится. При виде возникшей из реки огромной водяной кисти, с пальцев которой струилась вода, я испытал одновременно любопытство и страх. Рука опустилась вниз, раздался плеск, и видение исчезло.

Затем откуда-то сверху, с верхушки липы, сорвалась большая ветка с множеством листьев. Однако она не полетела прямо вниз, а устремилась в сторону и оказалась в кроне соседнего дерева. То дерево таинственным образом поймало ветку, прочные сучья приняли ее в свои объятия, затем снова швырнули прочь. Еще одна ветвь поймала ее, согнулась под ее тяжестью, отбросила в сторону. Так пушистая ветка неслась к земле, пролетая от одного дерева к другому, вращаясь, словно танцор. Казалось, будто могучие деревья играли друг с другом в мяч, как мальчишки играют мотком бечевки.

А тем временем ветка опускалась все ниже. Наконец, она упала на землю, покрытую бурыми сосновыми иглами, и замерла.

У меня перехватило дыхание. Неожиданно из «ветки» высунулся длинный, поросший листьями побег. Нет, это был не побег. Это была рука в рукаве из переплетенных лиан. Затем вторая рука. Показалась нога, вторая. Голова с волосами, украшенными блестящими листьями. Два глаза, серых, как кора бука, с голубым оттенком.

Фигура, одетая в листья, поднялась на ноги и громко рассмеялась. Смех этот, ясный и звонкий, разнесся среди стволов, подобно звону колокольчика.

Я свесился со своего «насеста», пытаясь разглядеть чудо в подробностях. Я уже понял, что пушистая ветка на самом деле была девочкой.

Внезапно сук подломился подо мной, и я полетел на землю; мое падение, однако, смягчили несколько нижних ветвей. В одну я изо всех сил врезался грудью, о другую ударился поясницей, ушиб плечо и обе ноги. С глухим стуком я приземлился на ковер из хвои.

Я со стоном перекатился на бок. Мало того, что все тело болело после трехдневного путешествия на плоту; снова появилась прежняя боль между лопатками, и все это вместе было просто невыносимо. Я медленно сел – и оказался лицом к лицу с девочкой.

Смех оборвался.

Несколько долгих мгновений ни я, ни она не шевелились. Даже в скудном свете я разобрал, что она примерно моего возраста. Она рассматривала меня, стоя неподвижно, подобно окружавшим нас деревьям. Если бы не серо-голубые глаза, она в своем зеленом наряде, сплетенном из лиан, вполне могла бы сойти за дерево. Но глаза невозможно было не заметить. Они сердито сверкали.

Она произнесла какое-то приказание на странном языке, напоминавшем шорох листьев, и взмахнула рукой, как будто отгоняла муху. В тот же миг тяжелые ветви росшего поблизости хвойного дерева обхватили меня поперек туловища, оплели мне руки и ноги. Ветки держали меня крепко, и чем сильнее я сопротивлялся, тем сильнее они сжимали меня. Затем меня стремительно подняли в воздух, и я повис над землей, беспомощный, связанный по рукам и ногам.

– Отпусти меня!

– Теперь ты не упадешь. – Девочка говорила на моем языке, кельтском наречии, распространенном в Гвинеде, но со странным мелодичным акцентом. Разгневанное выражение лица сменилось усмешкой. – Ты напоминаешь мне коричневую ягоду – большую, но невкусную.

Она подобрала крупную пурпурную ягоду, росшую среди мха у подножия дерева, и сунула ее в рот. Но тут же поморщилась и выплюнула.

– Фу. Перезрелая.

– Отпусти меня! – взревел я. Я извивался, пытаясь вырваться, но ветка так сильно стиснула мне грудь, что я едва мог дышать. – Пожалуйста, – прохрипел я. – Я не хотел… ничего плохого.

Девочка сурово взглянула на меня.

– Ты нарушил закон Леса Друма. Чужакам вход сюда запрещен.

– Но… я… не знал… – с трудом выговорил я.

– Теперь знаешь. – Она сорвала другую ягоду. Видимо, на вкус та оказалась лучше предыдущей, потому что девочка, наклонившись, начала собирать алые шарики.

– Пожалуйста… выпусти… меня.

Но незнакомка не обращала на меня никакого внимания и продолжала есть ягоды – быстро срывала их и тут же совала в рот. Наконец, она направилась прочь с поляны, даже не взглянув на меня.