– У него есть опыт? – спросил я, опуская устрицу обратно на тарелку.

– Он год проработал в каком-то пабе в Австралии, так что кое-какой есть. Я сразу подумала о тебе, потому что у него татуировка с портретом Эдгара Аллана По на правом плече.

Я никогда не был ревнивцем, но при этом сознавал, что Клэр, в отличие от меня самого, никогда не собиралась идти по жизни только со мной. У нее было много мужчин еще в колледже, и Клэр уже признавалась, причем не раз, что случаются у нее в жизни периоды, когда всякий раз, встречая мужчину или просто проходя мимо него на улице, она вдруг начинает гадать, не хочет ли ее этот мужчина, и тогда буквально зацикливается на том, что эти мужчины могут подумать насчет того, что с ней можно сделать. Я слушал подобные признания и говорил себе: это только к лучшему, что она мне все это рассказывает. Лучше, чем возможная альтернатива. Лучше, чем какие-то тайны.

У нее вообще-то был психотерапевт, женщина, которую она называла доктор Марта и с которой встречалась раз в две недели, но после таких встреч Клэр всегда пребывала в мрачном настроении, иногда целыми днями, и я лишь терялся в догадках, стоит ли овчинка выделки.

Какая-то часть меня всегда твердила, что однажды Клэр мне изменит – или, может, и не изменит, а просто влюбится в кого-то еще. Я уже заранее смирился с этим. И вот теперь, слушая про Патрика, понял, что этот день настал. Это испугало меня, но я уже решил, что делать. Клэр – моя жена. Она всегда будет моей женой, и я останусь с ней, невзирая ни на что. Эта мысль подарила мне чувство спокойствия – уверенности в том, что ничего по большому счету не изменится, что все у нас надолго.

У нее действительно была интрижка с Патриком – по крайней мере, на уровне чувств, хотя я сильно подозреваю, что как минимум пару раз одними лишь воздыханиями дело не ограничилось. Я терпеливо ждал, словно жена ушедшего в море капитана корабля, и так же надеялся, что Клэр живой и невредимой прорвется сквозь бури. Гадал иногда, не стоило ли бороться активней: пригрозить уходом, хотя бы раз выругать ее, когда она являлась домой только через два часа после закрытия бара – одежда пропахла сигаретами «Америкэн спирит», которые он курил, дыхание кислое от джина. Но не делал этого. Это было не по мне. Я просто ждал, когда она вернется ко мне. И вот однажды вечером, жарким летним вечером, в августе, это наконец произошло. Я только что вернулся домой из книжного магазина, и Клэр сидела на нашем диване, понурив голову, со слезами на глазах.

– Я была такой сволочью, – проговорила она.

– Есть немного.

– Ты меня когда-нибудь простишь?

– Я всегда тебя прощаю, – сказал я.

Позже тем же вечером Клэр спросила меня, хочу ли я узнать подробности, а я ответил, что только если ей самой хочется выговориться.

– Господи, нет! – воскликнула она. – Я и так уже сыта всем этим по горло.

Позже я выяснил – правда, не от Клэр, – что Патрик Йейтс бесследно исчез, обчистив в субботу вечером кассу, и что еще как минимум три его коллеги женского пола были крайне подавлены его поспешной ретирадой.

После этого происшествия у нас с Клэр все несколько наладилось, хотя ее собственные дела обстояли не лучшим образом. Она уволилась из клуба, бросила учебу в Эмерсоне. Попробовала недолго потрудиться в «Старых чертях», но потом нашла себе другое место работы – опять барменшей в одном шикарном ресторане в Бэк-бэй[51]. Платили хорошо, но Клэр тосковала из-за отсутствия чего-то творческого в жизни.

– Я не хочу весь остаток жизни разливать напитки! Я хочу снимать фильмы, но мне нужно пойти учиться, чтобы этим заниматься.

– Тебе необязательно идти учиться, – уверял я. – Ты можешь просто взять и снять фильм.

И вот так-то она и поступила. По вечерам работала в ресторане, а в дневное время снимала документальные короткометражки. Про художников-татуировщиков, про полигамную коммуну на Дэвис-сквер… Даже про книжный магазин «Старые черти». Клэр размещала их на «Ютьюбе», и вот там-то ее и нашел Эрик Этвелл. Этвелл рулил тем, что сам называл «инкубатором инноваций», – предоставлял бесплатные места для работы (а при случае и для ночлега) молодым творцам, в обмен на определенный процент с их будущих доходов, приспособив для этих целей перестроенную ферму неподалеку от Бостона, в Саутвелле. Называлась вся эта инновационная лавочка «Черный амбар». Он связался с Клэр, сказал ей, что ему очень понравился ее фильм про татуировщиков, и спросил, не могла бы она снять рекламный фильм про его «инкубатор». В отличие от Патрика Йейтса, у меня не возникло в адрес Эрика Этвелла абсолютно никаких подозрений, когда Клэр начала мне про него рассказывать. По ее словам, ничего особенного – пятидесятилетний тип, косящий под тридцатилетнего, явно любящий окружать себя молодыми людьми, предпочтительно подхалимами.

– Похоже, не особо-то симпатичная личность, – заметил я.

– Ну не знаю… Больше смахивает на мошенника. По-моему, он просто надеется наткнуться на что-то реально крупное и по-быстрому срубить бабла.

На этой перестроенной ферме Клэр провела целые выходные, а когда вернулась, я сразу ощутил в ней какую-то перемену. Она стала дерганой, раздражительной, но также и почему-то более ласковой со мной. Через несколько дней после этой поездки Клэр разбудила меня посреди ночи вопросом:

– Почему ты меня любишь?

– Ну не знаю… – ответил я. – Просто люблю.

– Должны же быть какие-то причины.

– Если у меня есть причины любить тебя, тогда у меня должны быть причины и не любить тебя.

– В смысле?

– Не знаю. Я устал.

– Нет, расскажи, мне любопытно.

– Ладно. В общем, если б я любил тебя за то, что ты красивая, тогда это означало бы, что я не буду тебя больше любить, если ты, к примеру, попадешь в какое-нибудь происшествие, которое обезобразит твое лицо…

– Или просто состарюсь.

– Точно, или состаришься. И если б я любил тебя за то, что ты хороший человек, тогда, выходит, я перестану тебя любить, если ты сделаешь что-нибудь плохое. А этого не произойдет.

– Ты слишком добр ко мне, – проговорила Клэр, но тут же рассмеялась.

– А за что ты любишь меня? – спросил я в ответ.

– За то, что ты молодой и симпатичный, – ответила она, опять рассмеявшись. – Вообще-то я люблю тебя за то, что ты – старая душа в молодом человеке.

– И в один прекрасный момент я стану старой душой в старом человеке.

– Жду не дождусь, – отозвалась она.

Поскольку сам я работал в основном в дневное время, а Клэр в своем ресторане – по вечерам, я далеко не сразу просек, что днем она постоянно ездит в Саутвелл. Я начал следить за пробегом на одометре ее «Субару». Чувствовал себя довольно отвратно, шпионя за ней таким образом, но мои подозрения полностью подтвердились. Было ясно, что она мотается в Саутвелл как минимум два-три раза в неделю. Из этого я заключил, что у нее интрижка либо с Этвеллом, либо с кем-то из его подопечных. Мне не приходило в голову – по крайней мере, первые несколько недель, – что Клэр ездит в «Черный амбар» совсем по другой причине, пока не обратил внимание, что ее обычно обтягивающие джинсы начинают мешковато болтаться у нее на талии. Кокаин, а также небольшая коробочка, заполненная разнообразными таблетками, нашлись в одном из отсеков шкатулки для драгоценностей, которую Клэр унаследовала от своей бабушки.