Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А алкоголь можно заказывать?
– Конечно можно. Администрация Комбината понимает положение наших клиентов, мы понимаем, что без алкоголя многим тяжело. Так что можно, да. Там, в приложении, целый раздел. Заказывайте что хотите, всё принесём вам в номер. Сразу и закуску заказывайте. Но я должен предупредить. Всё-таки вы должны понять, что за вами ведётся постоянное наблюдение, и в случае деструктивного поведения вам может быть закрыт доступ к заказу алкоголя.
– А что считается деструктивным поведением?
– Сергей Петрович. Ну как вам сказать. Вы просто ведите себя прилично, и всё будет хорошо. Если будете крушить всё вокруг себя или попытаетесь себя убить – мы вам помешаем и примем меры.
– Хотелось бы понять границы дозволенного. А если я, например, обоссусь или заблюю весь этот, как вы говорите, номер? Что будет?
– Ничего не будет. Сделаем уборку, поменяем постельное бельё, одежду.
– Так. Так. Понял. Да.
– Сергей Петрович, просто мы понимаем ваше положение. Мы стараемся, чтобы без жесткача.
– Спасибо.
– Так что привязывайте карту и заказывайте сколько хотите. Хоть ананасы в шампанском.
– А вы знаете, откуда это – «ананасы в шампанском»?
– Да. Игорь Северянин.
– Потрясающе. Откуда вы это знаете? Вы же охранник.
– Это каждый культурный человек должен знать.
– А… ну да… Простите меня, пожалуйста. Как-то неловко получилось.
– Да ничего страшного. Ещё какие-то просьбы будут?
– Нет… нет, спасибо. Спасибо, что мне помогли.
– Не за что. Всего доброго. Если что, вызывайте.
Серёжа сидит в своём номере. Он смотрит по телевизору спортивную передачу «Все на матч». На столе у Серёжи стоит бутылка какого-то красного вина, бутылка виски Jameson, большая бутылка минеральной воды. В беспорядке стоят закуски. Серёжа смотрит телевизор, потом фотографирует свой стол смартфоном, выкладывает фотографию в фейсбук с подписью «Бухаю, что ещё остаётся». Повторяет пост во всех соцсетях.
Происходит новый массовый прилив подписчиков, их уже у него под сотню тысяч. Он захлёбывается от комментариев. Он не успевает их читать. Он пролистывает эту бесконечную ленту, и ему кажется, что примерно две трети комментариев – поддерживающие, а треть – осуждающие.
Отвратительный пример нынешнего хипстерья.
Очередной учителишка, попавшийся на связи с ученицей! Какой позор!
Хорошие условия! Так и надо содержать заключённых! Наконец мы приближаемся к Европе!
Чувак, накати там как следует! Что тебе ещё остаётся?
Сергей, я вам сочувствую. Держитесь.
У вас было будущее, и теперь его у вас нет. Очень жаль.
Вы сами себя наказали.
Вы крутой! Вы правы! Мы все за вас!
Сергей, вы очень хороший филолог и человек, это дикая несправедливость!
Такие, как ты, недостойны жить.
Я очень надеюсь, что справедливость восторжествует, вы ничего плохого не сделали.
Сдохни, мерзкая тварь.
Гори в аду, сука.
Посылаю вам лучи поддержки!
Серёжу банит на время фейсбук, а остальные сети не банят.
Серёжа сидит в свете телеэкрана и пьёт вино, и пьёт виски, и запивает их минеральной водой; на экране мелькают спортсмены, совершающие спортивные движения. Сегодня Серёжа ляжет спать позже обычного. И завтра ляжет спать позже обычного. И послезавтра.
Осторожный стук в дверь. Да, войдите. В двери появляется невысокий, скромного вида человек в одежде, присущей муллам, в тюбетейке.
– Здравствуйте, меня зовут Ринат Ахметзянов, я мулла при нашем Комбинате. Можно?
– Да, конечно, проходите.
– Вы уже, наверное, знаете, что у нас тут такой порядок. Мы, служащие традиционных религий, должны посещать вас… осуждённых.
– Да, знаю, меня уже посещали.
– Вот, видно, настала моя очередь.
– Ну… хорошо, проходите.
Мулла неловко садится на угол кровати.
– Вот… Я хотел спросить. Я должен спросить. Вы мусульманин?
– Нет.
– Вы меня извините. Но я должен спросить: вы хотели бы принять ислам?
– Нет.
– Спасибо. Тогда ещё вопрос. Вы нуждаетесь в моей религиозной помощи? Дело в том, что я должен оказывать вам религиозную помощь, если вы не подпишете заявление об отказе от религиозной помощи с моей стороны. Я должен это выяснить.
– Я даже не знаю. Не очень понимаю, какую вы мне можете оказать религиозную помощь.
– Если честно, я думаю, что никакую.
– Обескураживающий ответ.
– Не хочу врать вам.
– Спасибо. Это ценно.
– Я по должности должен как-то вас религиозно обслуживать, призывать вас… не знаю… к принятию ислама. Но… у меня это плохо получается, и я не думаю, что это на самом деле нужно.
– Как не нужно? Вы, мулла, считаете, что принятие ислама не нужно?
– Нет, конечно, нужно, очень нужно. Спасение в исламе. Но я не думаю, что если я прямо сейчас начну вам это пропагандировать, то будет какой-то хороший результат. Не будет ничего, кроме злобы и ненависти. Аллах против злобы и ненависти.
– Вы впервые за весь наш разговор упомянули Аллаха. И ни разу не сослались на какой-нибудь хадис. Не произнесли никакую арабскую формулу. Они красивые, кстати. «Да будет доволен им Аллах» – мне очень нравится.
– Да, а зачем. Я стараюсь говорить с вами на вашем языке, а не на своём.
– Спасибо. Я не ожидал.
– Я, знаете, тут работаю… это не лучшее место работы для муллы. Но вот так. И я как-то понял, что моя задача – не привлечь людей в ислам (хотя и это тоже), а просто как-то помочь человеку, без религиозных различий. Я не строю иллюзий, что вы броситесь в ислам, станете истовым мусульманином. Это было бы очень хорошо, и я был бы искренне рад этому, но это всё хорошо, когда впереди жизнь, а когда впереди жизни нет, как вот у вас, это всё глупые иллюзии. У нас тут четыре священника так называемых традиционных религий России, мы постоянно общаемся, да что там, мы дружим, и мы уже давно знаем, что человек, когда над ним нависла неумолимая смерть, не хочет принимать никакую религию, тем более не хочет никуда переходить. Всё это глупые бредни – что я сейчас вам расскажу об исламе, и вы примете ислам. Не примете.
– Да, не приму. Зачем? Не хочу.
– Да, я вас понимаю.