– У коллег Датчанина судьба по-разному сложилась, – продолжил повествование Барабанов. – Кто до сих пор по тюрьмам мотается. Кто на кладбище. Кто в тузах в Москве. Вон бывший офицер спецназа Наемник – он у них киллером был, теперь солидной бригадой руководит.

– Это его «быки» областного рубоповца во время мероприятия застрелили?

– А как же.

– Материалы какие-нибудь остались?

– Чего захотел, – усмехнулся кисло Барабанов. – По приказу Бакатина оперативные дела по этим группам были уничтожены.

– Почему?

– У него спроси… Года четыре назад в мотеле «Солнечный» большой воровской сходняк был. Его ваш шестой отдел накрыл.

– Это когда один пахан пообещал начальнику отдела, что с него погоны снимет?

– Да. Но руководство министерства с паханом не во всем согласилось, и Миша строгачом отделался. На том сходняке Датчанин был. Но никто не знает, какими делами он занят. Присутствовал просто как почетный гость. Хотя…

– Что «хотя»?

– Слухи ходили, что он бригаду свою держит. Заказные разбои. Надо проучить конкурента? Обращайтесь. Сделает в лучшем виде.

– Искусством он не промышлял?

– Твоя линия, Алексей. Тебе лучше знать. Но, по-моему, не его это дело. Не любитель.

– А мокруха?

– Тоже был не его профиль. Но все течет, все изменяется. Датчанин всегда суров был. Руководил воровскими бригадами, там дисциплина была, как в роте почетного караула. С ним мало кто хотел работать. Как-то соучастника изувечил за то, что тот не выполнил какую-то мелочь в разработанном им плане.

– Спасибо за ценную информацию.

– Леха, не хочешь ко мне в отдел? Старшим важняком. Полковничья должность. Карьера.

– Бумаги, бумаги, – процитировал я недавние слова Барабанова.

– А, так ты неграмотный… Ну, научишься читать и писать – свистни.

– Когда это будет, – улыбнулся я…

* * *

Широкая ладонь зависла над столом, потом рухнула на золотые часы и цепко сжала их.

– Они.

– По каким признакам вы опознали этот предмет? – спросил старший следователь следственного управления ГУВД Нестеров…

Непомнящий нудно и снисходительно, как на уроке для первоклашек, начал перечислять признаки – форма, узор, надпись на крышке. Всем было и так ясно, что это именно те часы, которые похищены у него, но формальности надо соблюдать.

– Распишитесь, – Нестеров протянул протокол Непомнящему и понятым, и бумага украсилась их подписями. Полдела сделано. Наступал второй этап – гораздо более для меня интересный.

– Еще один вопрос, – Нестеров встал и подошел к другому столу, прикрытому газетой. – Вы узнаете кого-нибудь из этих людей? – Он снял со стола газету. Под ней лежали три фотографии.

Я впился глазами в потерпевшего Непомнящего. Как ни хорошо владеет собой человек, некоторые чисто физиологические реакции он скрыть не может. На этом основаны все детекторы лжи, меряющие давление, потовыделение. Опытный же оперативник может на глаз усечь непроизвольные реакции. Можно считать, что я опытный оперативник, хотя такой фокус удается мне далеко не всегда. Сейчас он мне удался. Готов поклясться, что Непомнящий вовсе и не такой непомнящий, каким хочет казаться. Он узнал одного из тех, кто изображен на фотографии. Так как два подставных лица никакого отношения к делу ни при каком раскладе иметь не могли, хотя бы потому, что давно находились в местах лишения свободы, напрашивался вывод, что узнал потерпевший Датчанина.

– Нет, не узнаю, – попытался поколебать мою уверенность потерпевший, но не слишком в этом преуспел. Он лишь убедил, что ему есть что скрывать.

– Распишитесь, – сказал Нестеров, протягивая второй протокол. – Вы свободны. Если понадобитесь – я вас вызову.

– Лучше, если опять на опознание моего имущества, – улыбнулся Непомнящий.

– Не сомневайтесь, – заверил я. – Найдем. И имущество. И преступников.

Мне показалось, что Непомнящего мои слова не слишком порадовали, его улыбка была вымученной.

– Вас подвезти? – спросил я.

– У меня своя машина. Возвращаюсь к активной жизни. Уже за рулем. Завтра – на работу.

Мы вышли из здания Следственного управления при ГУВД по городу Москве, расположенного впритык с Бутырской тюрьмой. День выдался теплый. Горожане подставляли лица солнцу, радуясь победной поступи весны.

– Сергей Иванович, будем откровенны, – сказал я. – Я уверен, что разбой был заказной. И вы знаете заказчика. Мы установим исполнителей, и вы будете иметь бледный вид.

– Вы наезжаете на меня, как рэкет, – Непомнящий с самоуверенной усмешкой посмотрел мне в глаза. – Вы бы знали, как надоела вся эта кутерьма.

– Что вы даже не рады возвращенным часам.

– Во всяком случае, вкус этой радости вы мне сильно подгорчили.

– Кто-то заказал вас поучить. Фирмачи из «Кедра»? Из «Альтаира»? Кто-то из них – больше некому.

– Смешно. У меня не крутой бизнес. У нас не взрывают конкурентов. И не насылают на них «крышу». Себе дороже получается. Не там ищете.

– Тогда почему находим?

– Не имею представления. Я и у прокурора, и у следователя требовал, чтобы не лезли ко мне на фирму. Не терзали моих компаньонов. Ведь это пустая трата времени… Ей-богу, как будто не меня ограбили, а я с кистенем стоял на дороге. Я надеюсь, вы меня за разбойника не держите? – хмыкнул он.

– Ни в коем случае.

– Хоть это хорошо.

Он вытащил из кармана ключи и открыл дверцу синего «Ниссана».

– До свидания, – кивнул он мне, усаживаясь за руль.

– До скорого.

Он так рванул с места, что завизжали колодки. Что за жизнь пошла? Почему даже потерпевшие не могут быть откровенными? Приметы времени. Всем есть что скрывать. Даже жертвам…

* * *

– Б-без грошей сижу, – человек сильно заикался.

– А я Центробанк? Я деньги печатаю? Нет работы – нет денег… Когда ты прошлые бабки спустил?

– Да разве это б-бабки?

– Тебе «Газпромом» в одиночку владеть, чтобы денег хватало. Ладно, не телефонный разговор. Будет что-то – звякну.

Запись разговора Датчанина и его приятеля, стоящего у черты бедности и клянчившего денег на жизнь, закончилась. Шеф нажал на клавишу магнитофона.

– С кем Датчанин говорил? – поинтересовался Железняков.

– Геннадий Распадин, двадцати одного года от роду. Чемпион Москвы среди юниоров по самбо, – проинформировал Семеныч.

– Думаете, он при делах? – спросил Железняков.

– Надеюсь. Пока единственная интересная связь Датчанина. Наружка за Датчанином, между прочим, почти неделю ходит. Больше десяти дней мы ее держать не имеем права. Надо что-то решать.